Я хочу в школу
Шрифт:
Причина стресса выяснилась быстро. Анастасия Львовна сама перезвонила после второго урока. Выслушала маму, поцокала языком и сказала, что ожидала чего-то подобного.
— Девочка совершенно не подготовлена к нормальному рабочему процессу, — объяснила она. — Эти новомодные методики 34-й школы… Я всегда говорила, что дети, которые по ним учатся, не социализированы. Поэтому ей сейчас так трудно. Нормальные первоклассники прошли этот путь три года назад, и им было легче, ведь тогда я делала для них поблажки. А сейчас у меня третий класс, я не могу работать только с Анной. Хотя девочка
— И что же делать? — спросила мама.
— Ждать. Пусть пару дней посидит дома. Отдохнет. А потом мы продолжим работу.
Когда мама положила трубку, Аня, бледнее простыни, вышла в коридор.
— Это она звонила?
— Кто?
— Ан-н-настасия Львовна?
— Да.
— И что она сказала?
— Сказала, что тебе трудно, что ты не социализирована. И что в вашей школе были странные методики. Аня, ты точно хочешь туда вернуться? В старую школу?
Глаза у Ани немедленно налились слезами.
— Она сказала, что я могу туда не вернуться? Да? Она так сказала?
— Нет, но…
— Я буду стараться! Я же все выучила! Скажи ей, скажи ей, мама! Я прямо сейчас пойду в школу и все отвечу! Только не оставляйте меня с ней навсегда! Мама! Не оставляй меня там!!!
Аню опять уложили в постель, и тема школы была закрыта на два дня.
Девочка пила травяные настои, а по вечерам они с мамой гуляли. Просто наматывали круги по району, дышали свежим воздухом и успокаивались. Хотя Аня и так была спокойней некуда, как будто из нее всё выкачали. Ожила она только один раз, увидев впереди себя влюбленную парочку. Они тоже не спеша шли, обняв друг друга, девушка непрерывно смеялась и подставляла губы для поцелуев.
— Это ж Вика! — узнала девушку Аня и побежала к ним. — Женя!
Вика дернулась, и быстро потащила молодого человека за собой, во дворы.
Аня остановилась в недоумении.
Уже в самом конце четверти, когда наступили самые короткие дни, а того хуже — самые длинные ночи, Евдокия Матвеевна занималась с Молчуном допоздна. Она придумала (а может быть, вычитала где-то) новый педагогический прием приучения проблемного ученика к устной речи.
— Не хочешь говорить — не говори. Просто артикулируй. Знаешь, что такое «артикулировать»?
Молчун кивнул.
— Ну давай. Прочитай мне, пожалуйста, стихотворение из учебника. Любое. Не вслух, а только губами.
Молчун поморщился — он же только что объяснил, что знает, как артикулировать, зачем объяснять, как маленькому? Но подчинился, усердно принялся шевелить губами. Это оказалось тупым, изматывающим занятием. И главное — бессмысленным.
Оно настолько его вымотало, что Молчун забыл об осторожности. Не осмотрел двор школы перед выходом, не попросил учительницу проводить его — видеть ее уже не мог. И прямо возле крыльца наткнулся на засаду. Остроносый и его дружки так истосковались по драке, что даже не стали размениваться на ритуальный раунд подначек и оскорблений — сразу бросились, все скопом.
Молчун не был готов, и потому его тело среагировало быстрее, чем голова. Руки швырнули в ближайшего нападающего рюкзак, туловище развернулось, чтобы за спиной никого не было, ноги отбросили тело в сторону, заставив врагов столкнуться между собой. А потом резкий (чтобы не поднялся!) удар-двоечка, как учили ребята на вокзале — в голень и в голову. Бесхитростно, без всяких понтов. Три «двоечки» подряд. Трое упали, один бросился бежать.
На этом надо было остановиться, схватить рюкзак и бежать самому. Но тело уже командовало, голова потеряла управление. Даже зрение, кажется, отключилось, как всегда бывало с Молчуном в такие минуты. Или память?
Когда он очнулся, трое нападавших извивались в сугробе. Сугробы были неправильные, темные. Молчун знал, что это от крови. Он успел порадоваться, что все-таки шевелятся, значит, живы. А потом схватил рюкзак и побежал.
Во второй раз он пришел в себя от того, что его кто-то спрашивал:
— Мальчик! Ты зачем звонишь? Видишь же, что никого дома нет?
Молчун отдернул руку от домофона. Он стоял перед подъездной дверью Впалыча. Домофон мигал цифрой Впалычевой квартиры и безнадежно пищал.
— Ты весь в крови! — встревожился человек рядом. — Ты упал?!
Молчун судорожно помотал головой и быстро, пока не начались новые вопросы, зашагал от подъезда. Туда, где потемнее. Он даже не понял, кто его расспрашивал: женщина? мужчина? молодой? старый?
Возле своего подъезда он старательно оттер с кулаков кровь снегом. Лица не видел, но на всякий случай растер и его. Конечно, завтра родители все равно узнают, но не сегодня.
Птицы перестали собираться после уроков. Некому стало собираться.
Аня болела, Молчун находился во временной изоляции. Птицы знали, что опять случился приступ, пытались с ним поговорить, но телефон был отключен и домой к нему никого не пускали.
Женя находился на своей волне, а Кошка нападала на него, как дикая пантера. А после того, как она… нелицеприятно отозвалась о Вике, Женя замер на секунду, а затем деревянным голосом объявил, что группа «Птицы» временно распускается. Встал, собрал вещи и ушел.
Тут Дима не выдержал. Видно, он долго терпел и теперь высказал Юле все, что он думает по поводу ее выходок, ее характера и ее отношения к друзьям.
Юлька запустила ему в голову сумкой, развернулась и ушла.
Больше они не разговаривали.
Аня встретила Кошку случайно, в магазине. Обрадовалась ей, как родной. Потребовала новостей.
Юля была немногословна. Сказала, что Женя от них совсем отбился, что все время проводит со своей новой любовью.
— А я их видела! — сказала Аня. — Только они почему-то спрятались. Вика его сразу утащила, как только меня заметила.
— Это когда было? — машинально спросила Юля. Просто так спросила, надо же было разговор поддержать.