Я - Хюррем!
Шрифт:
Рустем-ага, правая рука Ибрагима и вернейший помощник в делах, показался на верфи спустя десять минут. В развевающемся плаще, с торопливой и немного нервной походкой, этот конюх из Боснии был похож на вора, который старается скрыться от правосудия, но нечистая совесть выдает его жестами и словами. Хотя Рустем никогда не был вором, а привычка так двигаться пришла из его бедняцкого детства, когда тощего и жалкого мальчишку часто колотили старшие товарищи.
– Я все сделал, как вы приказали, паша, — наклонившись к Ибрагиму, тихо
– Отлично! — лицо Ибрагима просияло. Это значит, что завтра утром они смогут отплыть на другом корабле. И прощай, мерзкий Стамбул, интриганы-визири и стелящиеся перед Сулейманом янычары! Прощай, заносчивая и спесивая валидэ, отравленная медленно действующим ядом, невыносимо жарко глядящая на него каждый раз баш-кадина и опостылевшая, ненасытная жена! — Забирай мальчика, отплытие через полчаса. Деньги у тебя есть?
– Я взял с собой несколько тысяч акче, из тех, что вы мне давали, паша.
– Отдашь его моему отцу. Запомни — он рыбак, простой рыбак. Его зовут Георгис…
– Вы говорили, паша.
– Передай, что я приеду к ним при первой возможности. Пусть берегут мальчика и по возможности не выпускают гулять.
– Я все понял, господин.
Ибрагим молча стянул с руки дорогое кольцо, подаренное ему султаном на свадьбу. Положил в ладонь Рустема и передал ему сонно сопящего Мустафу, поплотнее укутав мальчика в плащ. Пусть пока шехзаде поживет вдали от этого грязного дворца, где сами стены пропитаны кровью, а царственная династия морально разлагается. Через год или два он заберет его в дом, где будут расти его дети от любимой женщины, и воспитает как своего собственного сына. Чтобы в один прекрасный момент, когда мальчик будет готов, а его отец отправится в райские сады Аллаха, занять трон династии Османов, приняв меч Аюба. А Ибрагим станет при нем не только Великим визирем, но и фактическим правителем.
– Ее доставят туда, куда мы договаривались? — перед тем, как уйти, поинтересовался Ибрагим. Рустем молча кивнул и приложил ладонь к губам, к сердцу и ко лбу, прощаясь на восточный манер со своим покровителем. — Удачного плавания тебе, ага!
– И вам, господин!
Мужчины разошлись. Рустем направился в оплаченную каюту, где его уже ждала служанка, нанятая Ибрагимом для ухода за Мустафой, а бывший Великий визирь направился в очередной дом увеселений, чтобы дождаться посыльного с поистине драгоценной ношей, который должен будет появиться в полночь.
***
Последнее, что я помнила перед тем, как потерять сознание — это удар по голове тяжелым и тупым предметом. Дальше только блаженная темнота, которая принесла с собой покой и облегчение. Перед этим мы обсудили вопрос похищения Мустафы с Сулейманом, и супруг мой помчался выяснять все, что только можно, к горюющей баш-кадине. А я начала бесцельно бродить по покоям, размышляя, где же пропал Гюль-ага с давно обещанной мне шаурмой.
Очнулась я уже поздно ночью, обнаружив себя полностью раздетой в незнакомой комнате. Это что еще за…?
– Есть здесь кто-нибудь? — от долгого пребывания в обмороке горло пересохло, и теперь я хрипела, как испорченный патефон.
– Проснулась? — раздался знакомый и очень ехидный голос, а затем на свет, идущий от небольшой свечи, вышел… Ибрагим в халате. С довольной-предовольной рожей.
– Э? — моя челюсть плавно отвисла. Мстить будет за неудавшееся отравление? — Это как понимать?
– Мы уезжаем, — нахально укладываясь со мной рядом и жадно огладив мою грудь, пробормотал опальный паша. Я рефлекторно дернулась и слегка заехала локтем ему в лицо. — Утром сядем на корабль, и поплывем в Венецию.
– Зачем?! Ты сдурел… — я рывком села на постели, подтянув одеяло к груди. А то его жадно горящие глазки меня пугают. — Я Хасеки Султан! Сулейман казнит тебя, если узнает.
– Мне плевать.
И глаза такие безумные-безумные…
Я внимательно посмотрела на упрямое лицо грека, и до меня стало доходить. Он меня не травить или убивать придумал, он меня украсть решил! Не из-за ребенка ли?
Ох и чуда-ак…
Но где-то в глубине души было даже приятно. Нет, честно.
– Зачем? — это все, на что меня хватило. Ибрагим посмотрел мне в глаза и промолчал. Видимо, и сам толком не знает, зачем. А может, признавать не хочет. — Я ношу ребенка от султана.
– Мне плевать.
Ах, уже даже и на ребенка плевать?! Ну дела…
– Ты его не любишь, — помолчав и отвернувшись от меня, сказал грек спустя пару минут. Я сверлила его спину взглядом и молчала. — Тебе нужна любовь, Хюррем. Настоящая, страстная. Не только власть. Эта власть стала делать тебя такой же бездушной куклой, как и всех в этом дворце, но ты не такая.
Загнул так загнул.
– Я просто увезу тебя с собой, и мы будем жить в мире и покое. Ты была христианкой, как и я. Мы придем в церковь и обвенчаемся там, заново приняв христианство.
Моя челюсть тихо уехала вниз. Один раз меня уже увезли в ковре в Анапу, в бытность мою младой взбалмошной девицей, а теперь не в ковре, но в Венецию! Расту потихонечку…
– Ты сошел с ума.. –тихо и обреченно заметила я. А потом просто не заметила, как оказалась в объятиях этого безумца, растворяясь в жаркой патоке страсти. И было мне в этот момент ну никак не до Сулеймана и его украденного сына. И кто я после этого?