Я и мой близнец

Кривенко Анна

Я замерла в большом испуге. Что это? Когда это было? Разве это не сон? Это что, было вчера???

— Джош, — жалобно пробормотала я, — я что-то натворила?

Джош утвердительно кивнул.

— Ты бросалась на меня во время ужина с Филиппом и кричала, что любишь меня! — проговорил он спокойно, а вот я побледнела, потом покраснела, а потом начала нервно грызть ногти. В памяти все больше начали вспыхивать вчерашние сцены: попытка поцеловать Джоша, крики, сидя на полу, вдохновенный монолог о трагичности нашей любви…

— И Филипп был там??? —

дрожащим голосом спросила я, а когда Джош утвердительно кивнул, я просто упала на его кровать, как мешок с сеном, и с безумными от горя глазами уставилась в белый потолок.

— Это конец! — прошептала я, — Полный крах! Наш четвероюродный брат теперь точно выкинет нас на улицу…

Джош какое-то время молчал, а потом тихо ответил:

— Нет, я не думаю… Мы с ним поговорили потом, и, я думаю, он нас понял…

Я вскочила и испуганно посмотрела ему в глаза:

— Что? Он все знает? Что ты ему сказал?

— Все, Аннабель! Он знает все! Твое поведение вчера не оставило мне выбора…

В тот момент я пообещала себе и Богу, что больше никогда алкоголь не коснется моего рта! Никогда!

— И что на все это сказал Филипп? — побежденно опустив голову, прошептала я.

— Он сказал, что ему искренне жаль нас. А еще он сильно возмутился на отца, сказав, что именно его обман стал виной всему…

Я даже всплакнула.

— Прости, Джош! Опять я это делаю!!! Прости, что извожу тебя… И как мне теперь Филиппу в глаза смотреть?

Но горевать мне пришлось недолго, потому что служанка позвала нас к завтраку. Когда я выходила из комнаты и прошла мимо нее, она покраснела и опустила глаза. «Наверное, я теперь настоящее посмешище для каждого в этом доме…» — горестно подумала я и в отчаянии сжала кулаки.

Завтрак проходил в атмосфере напряженности, хотя Филипп всеми силами старался казаться веселым и непринужденным. Видя, что я все время смотрю в пол и почти ничего не ем, он отложил свою вилку и тихо произнес:

— Аннабель! Ты можешь быть спокойна. Я не виню вас…

Я подняла на него свои измученные покрасневшие глаза.

— Неужели кто-то может понять нас? — прошептала я, с болью глядя в лицо своему доброму дальнему родственнику.

— Да, — кивнул Филипп, — я не вижу вашей вины. Просто… жаль, что вам приходится до сих пор так сильно страдать!

От чувства благодарности я даже пустила слезу, а потом, улыбнулась и начала понемногу есть…

И хотя все закончилось хорошо, для меня наступили очень тяжелые дни. Я чувствовала, что мое сердце сильно измучено, и горечь от многочисленных разочарований начала отравлять мое существование. Я не могла улыбаться и нормально есть, я проводила дни в своей комнате и почти не выходила из нее, молча лежа в кровати и безучастно глядя в потолок. Джош часто приходил ко мне, но был скован страхом. Он боялся, что своим чрезмерным вниманием еще больше доставит мне боли, поэтому вел себя даже более сдержанно, чем обычно.

Потом я заставила себя переключиться на домашнюю работу и попросила у Филиппа разрешения помогать

на кухне. Он не противился, хотя и не понял моих устремлений. А мне просто нужно было чем-то занять себя, чтобы меньше думать.

Слуги в моем присутствии замолкали: я уже прославилась здесь, как дикая развратница, влюбленная в собственного брата. Конечно, Филипп уверял, что его несколько слуг — это очень верные и надежные люди, которые не станут распускать сплетни, но их отношение ко мне я чувствовала буквально кожей. Они смотрели на меня с примесью страха и отвращения, что, конечно, еще больше усугубляло мою боль.

Но я не ушла с кухни. Мне не хотелось даром есть у Филиппа хлеб. Потому, в полной тишине или среди многозначительных перешептываний, я шинковала овощи и чистила посуду, вкладывая в каждое свое движение руками все свое страдание. Может оно тогда иссякнет в моей душе?

Так прошло около трех недель. Джош немного исхудал: наверное, из-за переживаний обо мне у него пропал аппетит. Филипп терпеливо развлекал нас вкусной едой, интересными историями и редкими книгами, но уничтожить меланхолическое настроение все же не мог.

Однажды вечером, когда мы все втроем сидели в его кабинете и слушали его очередную историю, в холле дома послышался какой-то странный шум.

— Мистер Хопкинс! Вам нельзя вламываться сюда без разрешения! — послышался возмущенный голос пожилого дворецкого, а мы с Джошем испуганно переглянулись. Хопкинс? Здесь???

Филипп выглядел совершенно ошарашенным, словно ничего подобного в его жизни еще не происходило. Шум продолжался, и вскоре послышались отчетливо приближающиеся громкие шаги.

Первым очнулся Джош. Он подскочил на ноги, схватил меня за запястье и потащил к окну. Он быстро толкнул меня в пространство между стеной и огромной бархатной портьерой и сам нырнул туда же, для верности прижав меня к стене и закрыв своей ладонью мой рот.

Я отвернулась от его руки и быстро подтянулась к его уху.

— Ты рассказывал Филиппу о Дэйве Хопкинсе? — быстро прошептала я.

Джош кивнул. У меня внутри все похолодело. Неужели Филипп предал нас? Я почувствовала, что начинаю дрожать от страха и бессилия, поэтому просто уткнулась лицом Джошу в грудь. Его одежда тут же окутала меня ароматом лавандового мыла, и мне стало на некоторое время даже легче. Все-таки он для меня всю жизнь был настоящим утешением!

Вскоре послышался громкий стук двери, и в кабинет грубо ввалился Дэйв Хопкинс.

— Как вы смеете так врываться в мой дом??? — воскликнул оскорбленно Филипп, на что Дэйв злобно процедил:

— Я добиваюсь встречи с вами уже больше месяца, но вам, похоже, на это наплевать! Вы просто вынудили меня быть крайне невежливым, мистер Коултер!

От звука голоса моего бывшего «жениха» я почувствовала дрожь страха. Больше всего он сейчас напоминал злобного демона, восставшего из самого ада, чтобы вредить нашей семье. Джош почувствовал мою реакцию и крепче прижал к себе. Как хорошо, что у меня есть Джош!