Я и мой воображаемый недруг
Шрифт:
– Маш... Я такой бухой, - сказал, будто сему факту требовались еще и словесные подтверждения.
– Бухой! А бухому мне требуется баба. Маш, будь моей бабой!
Прозвучало почти торжественно! Я, например, очень впечатлилась - за мной еще ни разу так утонченно не ухаживали. До слез пробрало - похлеще букетиков с конфетками. Протянула руку к его ширинке, погладила мягко, получила судорожный выдох, насладилась его звучанием, а потом со всей силы сжала пальцы.
– А-а-а-а!
– Сережа попытался оторвать мою руку, но я вцепилась еще сильнее. И тогда он повторил более высоким голосом, почти оперным сопрано: - А-а-а-а!
Я решила, что пора и высказаться - некрасиво же оставлять вопросы без ответов:
– Я согласна, милый!
Ему наконец-то удалось отобрать у меня хозяйство, которое он теперь зажимал двумя руками, как настоящую драгоценность.
– Не, че-т я передумал. Пойду еще жахну. Прости, милая, у меня голова разболелась!
И как только смог шевелить нижними конечностями, нервными прыжками счастливого кролика умчался к остальным.
Я перевернулась на спину и вздохнула. Вот же мудак, разбудил. Уснуть снова, пережив все эти вертолеты, - это та еще забава. На новый раунд попойки, как и на пеший поход до собственной квартиры, я сил набраться не успела. Козел!
Решила, что лучше пока просто проветриться - авось, после этого какими-то суперспособностями и озарит. Прошла мимо шумной толпы за столом; осторожно, чтобы не завалиться в темноте на лестнице, миновала подъезд - и снова вздохнула. Там на свежем воздухе летней ночи тоже торчала часть наших: курящие одногруппники обычно не наглели и не заставляли других вдыхать мерзкий дым, выходя на улицу. Я подошла к ним ближе, а они просто продолжали свой разговор, который начался до моего прихода.
– А ты, Маш, тоже тут останешься или домой свалишь?
– поинтересовался Артем.
– Домой, - я очень не любила оставаться на такие ночевки. Конечно, никто из парней вреда бы мне не причинил - дело не в этом. Просто я обожала высыпаться в собственной кроватке собственного жилья, которое так долго выпрашивала у родителей. Тут же скооперировалась и с парой потенциальных попутчиков, живущих в том же районе - ну и отлично, парни проводят.
Жаль, что Артем не из их числа... Я недавно поймала себя на мысли о том, что если бы Севостьянов не концентрировал на себе всеобщее внимание, если бы его вообще не было, то где-то в самом начале я бы заметила, насколько Артем хорош. Возможно, в него бы и влюбилась. "Скажи мне, кто твой друг" - эта поговорка точно не про них. Артем не являлся полной противоположностью своего приятеля - они во многом были похожи, но отличался от него именно в тех моментах, в которых было нужно: он не был занудой - мог точно так же, как и все, повеселиться, но ни разу не пытался стянуть с себя трусы на столе для шашлыка, он выпивал, но не до такой степени, чтобы себя не контролировать, ему легко давалась учеба, но он не делал ставку на одно только везение. То есть он, как и его лучший друг, гнул палку, но ни разу на моих глазах ее не перегнул. И он был очень симпатичным парнем, когда рядом не было ослепляющего Севостьянова. Единственным очевидным недостатком Артема и был его друг. Я склонялась к мысли о том, что если Артем решит проявить ко мне интерес, я и своему интересу к нему дам шанс.
Внимание нашей компании привлек шум наверху. Окно было давно распахнуто настежь, а я только удивлялась, почему никто до сих пор не пожаловался - нашу попойку тихой назвать было невозможно. Наверное, Митюхин и не преувеличил про "толерантность" соседей. Но теперь на подоконнике темнела шатающаяся фигура. Артем даже отшагнул дальше, чтобы разглядеть, да и мы все притихли, пытаясь понять, что происходит.
Какие-то крики, смех болтающегося на окне Севостьянова, а потом...
В следующую пару секунд все протрезвели. Вот такие целые две секунды, делающие из тебя другого человека, который уже совсем не тот, что был час, неделю или год назад. Две секунды, когда на твоих глазах кто-то срывается и летит вниз. Две секунды странных звуков извне и полной тишины внутри.
Крики раздались уже после того, как эти бесконечные две секунды закончились. Артем тяжело задышал и согнулся уже после. После пробегали мимо люди. Визг, рев, отшатывающиеся фигуры - все после. А мой мозг так и не желал включаться, вырываться из этой тихой бесконечности. Возможно, чтобы не принимать произошедшее, мое сознание выхватило что-то другое, менее значимое, и зацепилось за него. Я медленно опустила голову, чтобы посмотреть, что стукнуло меня в ботинок. Заторможено подняла телефон - задняя панель отлетела, вдоль экрана - трещина. Он ударился сначала о землю, а потом отлетел к моей ноге, но даже аккумулятор остался на месте. Я смотрела на разбитый телефон Сергея Севостьянова, чтобы не смотреть в ту сторону, где он умер.
Естественно, что все дальнейшие события протекали без какого-либо анализа. Я даже не помню, как сунула телефон в карман ветровки и уж тем более - зачем это сделала. Просто было не до того. Окончательное осознание до меня дошло только на похоронах. Будто я долго спала и проснулась внезапно - когда все по очереди кидали по горсти земли на гроб. Много, много людей с серыми лицами наклонялись, деревянными руками зачерпывали землю и скидывали в яму. И когда мой комок глухо стукнулся о дерево - я проснулась. Даже голова закружилась от неожиданной ясности. Он не был моим близким другом, не был кем-то важным для меня, но такая нелепая смерть для настолько яркого человека - это было что-то за гранью понимания вселенского равновесия. И я зарыдала. Впервые с тех страшных двух секунд я зарыдала.
За месяцы летних каникул, конечно, все переживания стерлись и подзабылись. В сентябре мы не спешили возобновлять наши групповые "выпасы" - и не потому, что среди нас не осталось весельчаков, просто слишком мало времени прошло. Естественно, эта тоска когда-нибудь окончательно пройдет - особенно у тех, кто не был с ним слишком близок. Но даже когда мы будем обмывать наши дипломы на пятом курсе, все равно непременно вспомним о нем. Потому что он был. Потому что Сережа Севостьянов когда-то был. Но такой тоски уже не будет, и к тому времени мы забудем, что он доставлял и неприятности, в памяти останутся только его легкость и источаемый кураж. Время лечит - и это было заметно уже сейчас.
Я забрала у родителей осенние вещи, снова поругалась с младшим братом и направилась в свою квартиру. Родственники мои не были особо состоятельными людьми, но после долгих уговоров согласились снять мне совсем маленькую квартирку - поближе к институту, подальше от братца, который мне сворачивал кровь не только своим присутствием. Он колупал меня по каждому поводу, не давая сосредоточиться на занятиях, поэтому я была счастлива, когда с конца первого курса стала жить отдельно от родичей. Конечно, частенько заглядывала и на семейные ужины - особенно, когда самой готовить не хотелось, но и имела возможность в полную силу наслаждаться личным пространством.
Я вывалила вещи из сумки на диван. Сначала чай, а уж потом - монотонное раскладывание по шкафам. Шапка мне еще долго не понадобится - наверх ее. Поближе стоит разместить только пару кофт и ветровку - утром уже довольно прохладно. Я вспомнила об уже почти стертом из памяти событии, только когда ветровка тяжело стукнула меня карманом по руке.
Вытащила телефон. Я действительно о нем совершенно забыла. Возможно, если кто-то бы спрашивал о его мобильнике, то я бы вспомнила, но всем было не до того. Да и потом мысли к тому страшному моменту не возвращались - наверное, берегли меня. В итоге, теперь я в руке держала сломанный телефон своего погибшего три месяца назад одногруппника.