Я и моя суккуба
Шрифт:
Казалось, само небо недовольно творящимся беспределом вот и хмурится все сильнее. Холодный ветер с моря, слякоть и колючая морось – зато хоть костры разводить не станут.
– Эй! – спутница схватила за руку и оттащила с пути скрежещущих сбруей дуболомов. – Не зевай.
– А… ага… – ждал, что блондинка отпустит ладонь, но та сжала еще крепче. Что же, вот и повод познакомиться. – Как тебя зовут?
– Анка.
– А я… в смысле…
Девушка нервно улыбнулась – вряд ли ее заботит болтовня ни о чем после всего пережитого и того, что только предстояло пережить.
Чем ближе подходили к площади, тем гуще собиралась
Вокруг фонтана возвели широкий помост из выставленных квадратом и застеленных досками бочек. На виду осталась лишь статуя – мраморный демиург взирал на грядущее действо пустыми глазами. Слева от «сцены» стояла плаха, на ней сидел голый по пояс здоровяк, держа меж ботинок топорище размером с блюдо для фруктов. Справа высились колодки на одну персону, а по центру – прямо под безмолвным наблюдателем – разместили красивое резное кресло. Угадаю с одной ноты, чья гнилая задница на него усядется.
Неподалеку от ворот квартала знати припарковали телегу с высокой клеткой, куда как килек в банку набили арестантов – молодых и совсем старых, мужчин и женщин, прилично одетых и нищих в обносках. Все они поверили мне и вот к чему это привело. Но как ни всматривался, так и не заметил ни Леру, ни Ермака. Либо Ариша припасла их под занавес, либо вообще не собиралась убивать, а использовать как рычаг давления. Хотелось бы верить, да верилось с трудом.
Трибуну от зрителей отделяли четыре кольца стражи, причем последними стояли лучники, а значит, никакой пощады ждать не придется. Вдобавок, вдоль главной улицы вытянулась колонна в два десятка бойцов, не меньше, и все с боевым оружием – кистени, мечи, шестоперы. Так что я мог закатать губу не только на восстание, но и даже на обличительные выкрики из толпы, ведь горлопану скорее всего тут же укоротят язык по кадык. Первой волны беспорядков мэр явно не ожидала и чуть не упустила ситуацию из-под контроля, зато теперь подготовилась держаться за власть до конца, не жалея ни своих, ни чужих. Хотя по большому счету тут все были свои, кроме одной – бледной тощей мымры по фамилии де ла Кюр.
Вспомнил говно – вот и оно. Со стороны крепости на площадь вышла небольшая, но вне всякого сомнения пышная процессия. Первым шел стриженный под горшок чопорный писарь (не знаю, как его зовут, но так и просилось прозвище Залупоголовый) со свитком приговоров на вытянутых ладонях. За ним шествовала Ариша в красном бархатном платье, расшитом крест-накрест золотыми нитями, на пересечении которых поблескивали алмазы величиною с горошину. Зуб даю – купила на казенные (читай, краденые) деньги. Налицо нецелевое расходование налогов – не по масти судье крохотного портового города одеваться как императрица. И не стесняется, сука. Совсем народ за дебилов держит. Еще и патлы свои жидкие завила в высокий, похожий на кучу дерьма бублик, а уж цацками обвешалась что шаман амулетами. И колье, и цепочка, и шелковый коллар на тонкой длинной шее, а мочки аж обвисли от тяжеленных сережек в виде четырехконечных звезд.
Подсчитывая, сколько тысяч золотых монет перла на себе воровка, не сразу заметил плетущуюся следом Леру. Рыцарь в целом выглядела нормально – ни побоев, ни следов пыток, но из одежды на ней был только стальной ошейник, который за две цепи держали ухмыляющиеся стражники. Девушка шла с гордо поднятой головой и расправленными плечами, не прикрывая большую, но высокую и крепкую грудь с темными сморщенными от холода сосками. То ли не стеснялась неписей, то ли не знала, что я окажусь в толпе, то ли решила показать всем стальной характер и презрение к смерти.
Хотел отвернуться, но все же задержал взгляд на спортивных бедрах, упругом животике с бурым треугольником внизу, и длинных, натруженных ножках. Чудо как хороша. Валькирия. Амазонка.
– Бедная… – шепнула Анка.
Эти слова вернули в чувство. Все-таки пришел не на стриптиз, а на казнь, и думать надо о спасении красотки, а не о том, что сделал бы с ней наедине да при свечах. Вот только как поступить? Рискнуть натравить народ на стражу? Вряд ли босота сумеет не то что прорваться к сцене, а хотя бы смять первый ряд. Зато меня сразу вычислят и замочат. Фак.
Пока Ариша устраивалась в кресле, не находя места здоровенной как простыня юбке (как ослицу не наряди – единорогом не станет), Залупоголовый вышагал на край помоста и с важным видом развернул свиток, держа его на вытянутых руках так, словно бумагу посыпали сибирской язвой.
– Всем внимание! – пискляво вякнул самозваный герольд. – Поприветствуйте достопочтимую и уважаемую госпожу де ла Кюр, вашу кормилицу, защитницу и последнюю надежду!
Толпа молчала что та статуя, и «дублеты» тут же грохнули оружием в щиты. И все равно люди кричали и размахивали руками без намека на энтузиазм. Еще бы – мразота пару дней на троне, а уже корона до звезд, и руки по плечи в крови бедняков. Интересно, в Ириноре вообще есть централизованное управление? Куда смотрят царь, воевода, всякие ревизоры и проверяющие? Всем до фонаря на законы или это просто условности игромеха?
– Тишина! – прикрикнул писарь, будто народ бесновался при виде повелительницы, словно малолетки на концерте Билли Айлиш. – Слушайте все! После вчерашней позорной смуты, подготовленной подстрекателями и шпионами Нижнего мира, госпожа де ла Кюр приказала восстановить порядок. И порядок был восстановлен!
Залупоголовый замолчал и отступил на шаг – неужели взял паузу для бурных аплодисментов? В ответ на гробовую тишину стражники пуще прежнего застучали в щиты, и смертельно уставший от бед и передряг люд вразнобой захлопал в намозоленные ладоши.
– Нашим доблестным стражникам удалось убить полтора десятка приспешников Тьмы! У всех в карманах нашли приказы нападать на мирных жителей и дозоры, грабить, насиловать, жечь дома и всеми силами ослаблять оборону нашего родного и любимого города!
Я хмыкнул, ничуть не удивившись откровенной лжи.
– Узрите! – писарь достал из кармана «флаер» и вознес над головой, будто собравшиеся могли разобрать с такого расстояния хотя бы буковку. – Почерк похож на демонические руны, а бумага пропахла серой!