«Я» и «МЫ». Взлеты и падения рыцаря искусства

Каплер Алексей Яковлевич

Гражданскую и человеческую репутацию, безответственно, «за просто так» очерненную в печати через без малого четыре десятка лет после смерти артистки. К сожалению, участвовали в этом неправедном деле люди, пользовавшиеся немалым авторитетом. Но Каплеру это было безразлично – он не представлял себе авторитета выше, чем авторитет правды. Мужество Алексея Каплера жизнь испытывала не раз. Мужество художника – вспомним, как смело он взялся за ленинскую тему в кино, создавая сценарии фильмов «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Мужество солдата, – проявленное Каплером и в партизанском крае, и на Сталинградском фронте. Мужество гражданское, – повинуясь

которому он не сломился морально и нравственно, несмотря на все незаслуженно свалившиеся на него невзгоды… И наконец, просто человеческое мужество. Я был у него в больнице за полторы недели до конца. Его жена, Юлия Друнина, поведение которой в эти страшные – она знала все! – месяцы и недели невозможно назвать иначе как подвигом, вела спокойный, неторопливый разговор на самые разные темы. А Алексей Яковлевич этот разговор активно поддерживал, развивал затронутые темы, затевал новые, как всегда, очень интересно рассказывал что-то о кино… А я, наверное, впервые не очень внимательно слушал, что он рассказывает. Не слушал – вслушивался в звук его голоса, смотрел в его лицо… И видел, с каким великолепным мужеством этот отважный человек держится! Не желает умирать раньше своей смерти!

Как он и тут – на постели, которой так скоро предстояло стать его смертным одром, – остается самим собой. Так, несломавшимся, он и ушел от нас.

Валерий Фрид. О Каплере, об Алексее Яковлевиче

Из нас двоих первым с Алексеем Яковлевичем познакомился Юлий Дунский. То есть вообще-то мы оба мельком видели Каплера во вгиковских коридорах – молодого, красивого, белозубого. Видели, но знакомы не были. Знакомство состоялось в приполярном поселке Инта, куда з/к Дунского и з/к Каплера доставили одним этапом и определили в одну бригаду.

Некоторое время они молча катали тачки со шлаком. Каплер с интересом поглядывал на худенького хмурого очкарика. И заговорил первый:

– Скажите, вы москвич? Наверное, студент?

– Да, москвич, да, студент, – недружелюбно буркнул Юлий.

– А в каком институте учились?

– Вы вряд ли знаете. Есть такой институт кинематографии.

– Почему же? Прекрасно знаю ВГИК… Давайте познакомимся. Моя фамилия Каплер.

А до Юлика по-прежнему не доходило. Он спросил у надоедливого интервьюера;

– Не родственник Алексею Каплеру?

Тот грустно улыбнулся:

– Вы английский знаете?

– Немножко.

– Ай эм.

И у Юлия в прямом смысле слова подкосились ноги, он сел на тачку. Вот уж кого не ожидал встретить здесь!.. Бред. Каплер – ив режимном лагере? Каплер – тот самый, который?! И лицо у него, могу представить, было такое, что Алексей Яковлевич сразу проникся к нему нежностью.

Теперь они катали свои тачки рядом и разговаривали, разговаривали.

Через некоторое время они расстались. Юлий отправился на другой лагпункт, а Каплера оставили на «Комендантском». Здесь и застал его я, когда через год приехал в Инту с этапом из Каргопольлага.

Лагерь в Инте был режимным. Своими глазами не видел, но поговаривали, что все папки с делами на каждого из попадавших сюда помечены были жирным грифом «00». Не двумя нулями, а две буквы О, означавшие «особо опасный». Таких лагерей было несколько, и все они, в отличие от обычных, носили красивые романтические имена – видимо, для того, чтобы скрыть точное местонахождение: Речлаг, Морлаг, Озерлаг, Берлаг и даже Дубровлаг. Наш тоже был не Интлаг, а Минлаг – Минеральный. И собирали в эти «лаги» тех, кто осужден был по самым страшным пунктам 58-й статьи: пункт б – шпионаж, пункт 8 – террор и т. д.

В Минлаге, как мы поняли в первый день, режим был куда жестче, чем там, откуда прибыл наш этап. В своей одежде ходить здесь не разрешалось, на спине у каждого был пришит и к бушлату, и к куртке белый лоскут с номером – совсем как у бегуна-марафонца. А дистанции, которые предстояло одолеть, – 10, 15, 20 лет.

Среди зеков ходили слухи – и начальство не торопилось опровергать их, – будто собрали нас, особо опасных, в одно место, чтобы в случае какой-нибудь чрезвычайной операции всех разом пострелять, а трупы бросить в шахту.

Наш этап разместили в карантинном бараке. В первый же день туда зашел молодой человек в очках и спросил, не поменяет ли кто-нибудь свои шерстяные носки, свитер, шарф – что угодно! Лично у меня не было, но очки и более или менее интеллигентное выражение лица заинтересовали снабженца. Выяснив, что я из Москвы и учился во ВГИКе, он сказал:

– А вы знаете, что здесь Каплер? – И повел знакомиться.

К этому времени Каплер был уже не на общих работах. Его как человека грамотного и не склонного к воровству сделали заведующим посылочной. И вот Каплер в присутствии надзирателя вскрывал посылку и выдавал ее адресату. А тот расписывался на специальном бланке – «посылку получил», и бланк уходил на волю, к родным. Эти уведомления были придуманы Каплером. Дело в том, что посылать из Минлага письмо разрешалось только два раза в год, а собственноручная подпись на бланке успокаивала: по крайней мере жив. Зеки знали, чье это изобретение, и Каплер в лагере пользовался всеобщим расположением. Одним из многих его качеств было умение сразу располагать к себе людей.

– Добрый вечер, дядя Люся, – поздоровался очкастый снабженец и показал Каплеру на меня, – вот это мальчик из Москвы, из ВГИКа.

– Из ВГИКа?! – вскинулся Алексей Яковлевич. – А Юлика Дунского вы не знаете?

!!!

– Все понятно? Вы Валерий Фрид?… Так вот, Валерий, – сказал он и весело улыбнулся, – если вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с этим господином.

– Дядя Люся! – обиделся мой провожатый, а я неуверенно засмеялся. Каплер улыбнулся еще шире:

– Думаете, я шучу? Это очень, очень опасный человек.

«Опасный человек» был, как мне потом объяснили, стукачом. Но мое знакомство на этом с ним кончилось, а с Каплером началось и очень скоро перешло в дружбу – с моей стороны почтительную. Каждый раз, как я к нему приходил, Алексей Яковлевич кормил меня чем-нибудь вкусным из своих запасов: его угощали все «посылочники» – отчасти из чистой симпатии, отчасти из суеверного чувства, как бы принося жертву доброму Богу Почты.

О своем деле Алексей Яковлевич рассказывал не очень охотно…

Сначала он попал в Воркуту. Воркутинское начальство встретило новоприбывшего уважительно: срок и статья были по сравнению с другими пустяковыми, а кто такой Кап-лер, лауреат Сталинской премии, орденоносец, автор сценариев прогремевших фильмов, знали все. В первые же дни его сделали бесконвойным, предложили походить, присмотреться и, может быть, написать о горняках Заполярья. Алексей Яковлевич походил, осмотрелся и, собравшись с духом, объявил, что писать не будет: о лагере рассказать не позволят, а написать о Воркуте, как писали о Комсомольске-на-Амуре, что построили город исключительно энтузиасты-добровольцы, совесть не позволяет.