Я и Софи Лорен
Шрифт:
– Дедушка, что происходит?!
– На свободу – с чистой совестью!
К двухтысячелетию христианства Израиль ломится от сувениров. Так, везде продаются терновые венцы.
Одна маленькая пожилая еврейка из подкиевской Вапнярки, осоловевшая от жары, вползает в магазинчик и на полках замечает, разумеется, терновые венцы…
Ткнула пальцем:
– А это шо такое, извиняюсь?
– Это – терновый венец, – разъясняют, тут уже привыкли
Крутит в руках и, отдуваясь, интересуется:
– А у вас есть все размеры?..
Уезжали. С собой взяли, казалось бы, все. Все по описи сверяли не единожды. А уже в Германии хватились: на Родине остался смысл жизни.
На центральной площади Донецка проходил еврейский праздник. Было много детей. На что я скупой на похвалу – но было здорово. В самый разгар к одной еврейской бабушке подошел скинхед и в ухо прошептал:
– Аллах акбар!
Бабушка всепонимающе улыбнулась:
– И вас с праздником!..
Еврейский клуб. Одна интеллигенция. У нас начало ровно в два. Я предводитель. Подгребают одинокие старухи. Мой контингент. А что? Какой уж есть, мы все такие будем…
Слушают внимательно, казалось. Но фокус в том, что… Все они на пенсии. Они же с двух же любят отдыхать, в своих кроватках. Послеобеденное время, мертвый час. Режим – святое! И то одна со стула поплывет, то другая, засыпая, навернется. Третья, вот же, слушала внимательно! Нет, сверзилась…
Иногда за клуб мы с пола собираем до пяти старух и даже больше…
– Вот урожайный клуб! – мной восхищаются.
И с гордостью я отвечаю:
– Мы такие!..
Еврейские дачники: посадили горох, но забыли где. Пока искали, потоптали помидоры. Соседи предъявили счет: евреи забрели на их участок. Орошали землю слезами, удобряли мыслями. Собрали урожай, для этих мест небывалый. Говорят, чтоб сорняк так уродил, нужно было очень постараться…
В Козельске я был приглашен к раввину в гости. Ну, когда я там работал, у него. Говорим о том о сем. И вдруг он:
– Славик! Я забыл тебя спросить: а мировой финансовый кризис по тебе ударил больно?
Я, конечно, тут же намекнул:
– У меня нету таких денег, извиняюсь, чтобы так уж мне страдать!
– Везет тебе! – ответил мне раввин.
Однажды я повстречал на кладбище Сундукера. И, печальный, у него спросил:
– А вы что здесь?
И, отметая всякие подозрения, он воскликнул:
– Нет-нет, я еще живой!..
Раввин козельской синагоги разослал потенциальным спонсорам новое обращение, очень деловое и конструктивное. Цитирую дословно: «Дорогой друг! Я не люблю быть должником. Поэтому я предлагаю Вам равноправное и взаимовыгодное сотрудничество. Дайте нам денег – и дай Вам Бог здоровья!»
Который день мой друг Исаак Шрифтгиссер меня доводит – он думает о жизни после смерти. Я:
– Ты думаешь о жизни после смерти?! Ну, Исаак! У тебя же мания величия! Неужели ты не понимаешь: ну зачем ты Богу еще раз?!
– Помощник раввина, – представился я.
Осведомились:
– По каким вопросам?
И я вздохнул им:
– По вопросам без ответов…
В синагогу звонок:
– А Верховский есть?
– Нет.
– А он мне назначил на девять.
– А сейчас, женщина, начало восьмого.
– Это что, так принципиально?!
Евреям в путешествие
совсем не обязательно:
куда б они ни прибыли —
они уже там есть!
В музей еврейского наследия Донбасса явился дядечка: «Позвольте безвозмездно вам вручить!» И вручает простыню под метра три. Всем оставалось только восхититься. Обстоятельный, свое генеалогическое древо он выписал вплоть до архангела Гавриила. «Вот, – говорит, – у меня здесь, если приглядеться, архангел Гавриил и жена его Маргарита Львовна Закошанская…»
Мой знакомый, прочитав поучение еврейских мудрецов: «Еврей должен быть радостным!» – сочувственно вздохнул:
– Тяжелая у вас религия!
Однажды в Никольском соборе я заметил еврейскую душу бабушку Бетю. Бабушка Бетя стояла у алтаря и истово крестилась.
Я изумился:
– Вы?!
Старушка растерялась:
– Я, а что?
– Вы креститесь?!
К ней вернулось самообладание:
– Я крещусь?! Ты что?! Шестиконечусь!..
Моисей ударил посохом по скале – и… Бедная скала! Чего не бывает с испугу!
Еврейское погребальное братство Козельска носит имя шести бакинских комиссаров. Нет, это не описка: из двадцати шести только шесть оказались евреями…
Рабинович слыл мудрецом.
– Рабинович, который час?
– Что вы спрашиваете, в это время у нас всегда полдевятого!