Я искал не птицу киви
Шрифт:
Вечером мы ели лобстеров — знаменитых омаров штата Мэн.
— Роб, а что ты хотел мне сказать о городке Ричмонд?
— О, чуть не забыл. Ты разве не знаешь, что восемьдесят процентов населения городка — русские? Они говорят по-русски, сохраняют русские обычаи, у них две православных церкви… — И тут я вспомнил. Вспомнил девушку Нэнси, которая выдавала мне напрокат машину в Ганновере три года назад. Она тогда вдруг сказала мне по-русски: «Дяденька, зовите меня Нина, я ведь русская, моя бабушка родилась в России. Съездите к ней как-нибудь, а? Она живёт в большой хате по-над горой. У неё даже горилка есть».
Тогда мне было не до того,
Встал я чуть свет. Утро — это отлив, самое время перегнать машину через сухое сейчас дно пролива между островом и материком. Сходил ещё в полутьме на середину острова, завёл машину и перегнал её к кустам на той стороне, вернулся и до одиннадцати писал этюд «Дом Роба Гейла». Потом спустили моторную лодку, и под хлопание выстрелов (сейчас разгар утиной охоты) Роб отвёз меня к ставшим уже берегом пролива кустам — был максимум прилива, — где стояла моя машина. Его машина стояла там же, поэтому он проводил меня километров пять, показал дорогу, и ещё через двадцать минут я уже увидел знак у поворота — «Ричмонд, 2 мили».
Надежда из Ричмонда
С волнением въехал я в маленький городок на холмах. Обычный вроде бы американский городок. Но вот бросился в глаза такой знакомый православный крест на маленькой дощатой церкви. И дома окружены хоть и не заборами, а как бы зелёной изгородью — плотными зарослями акации. Вдруг бросились в глаза открытые двери чего-то вроде склада. Внутри что-то делали несколько человек. Я остановился, неуверенно подошёл к двери. Внутри три человека… сдавали бутылки. Целые ящики маленьких пивных бутылочек. Я неуверенно сказал:
— Хай.
— Хай, — нестройно ответили мне, и один из людей, молодой человек лет двадцати пяти со свисающими вниз усами, подошёл ко мне:
— Что мы можем сделать для вас? — сказал он обычную стандартную фразу.
— Я и сам ещё не знаю… Скажите, а в этом городе действительно живут в основном русские? — спросил я.
— Да, это действительно так. А вы ищете кого-нибудь?
— Да нет. Никого не ищу. Просто ехал мимо и решил посмотреть, как выглядит русский городок в Америке. Ведь я тоже русский!
— О! — удивился молодой человек и посмотрел на меня внимательнее.
— Вы умеете говорить по-русски? — спросил он вдруг на чистом русском языке.
— Конечно, — ответил по-русски и я. Дальше мы уже говорили по-русски.
— Послушайте, дяденька, — сказал вдруг мой собеседник: — Хотите поговорить с моей бабушкой? Мне кажется, она обрадуется. Подождите минут пять, я только сдам бутылки, и мы поедем.
Потом парень посадил в машину маленькую, лет трех, девочку и потихоньку, чтобы я не отстал, поехал вперёд. Мы остановились на лужке рядом с большим белым двухэтажным домом. На лужке в беспорядке, под углом друг к другу, стояли три автомобиля. Мы вылезли из машин, девочка побежала к молодой женщине, спускавшейся с крыльца, а парень пошёл к палисаднику перед домом. «Бабушка!» — позвал парень по-русски. Через минуту ко мне подошла плотная, крестьянского вида и неопределённого возраста женщина. «Здравствуйте», — насторожённо сказала она, вытирая руки о передник. «Здравствуйте!» — И я стал быстро говорить о том, что я узнал об этом городке и мне очень захотелось посмотреть на него, что я всего месяц с небольшим как из Москвы и через четыре месяца возвращаюсь обратно в СССР.
— О господи, да что же мы стоим-то тут, пожалуйте в хату! — запричитала женщина. — Лена, к нам гости из Москвы! — крикнула она кому-то громко, и мы вошли в то, что она звала хатой. Я увидел большую кухню с широким столом у окна, покрытым обыкновенной «московской» клеёнкой. Женщина, не переставая говорить, повела меня дальше. А дальше была большая, заставленная диванами, стульями, тумбочками и кадушками с цветами комната. И кругом какие-то подушечки и белые самодельные кружевные салфеточки и покрывала.
— Я Надежда… Зовите меня Надежда! — И она с гордостью принялась рассказывать мне, как в 1976 году они с мужем оформили все документы и целый месяц провели на родине, в городке Шахты, рядом с Донецком. Там они жили до войны, а потом были угнаны в Германию и оттуда попали в США.
— Ванюшка! Принеси коробку конфет, которую мне подарили на прощание, — и через минуту усатый американец Ванюшка уже осторожно нёс затёртую от частых показов коробку. Коробку дешёвых облитых шоколадом конфет. А Надежда уже расщедрившись предлагала мне попробовать настоящих русских конфет:
— Они только подсохли немного с семьдесят шестого года, но всё равно вкусные.
— Нет, спасибо, я не хочу. А хотите, я вам подарю кусок московского туалетного мыла? — сказал я вдруг, поддавшись настроению Надежды и Ванюшки, который осторожно заворачивал конфеты в пластик. Я принёс из машины ещё не початый, в фирменной упаковке, кусок мыла. Надежда взяла его, понюхала. Сказала: «Хорошо пахнет», — и передала Ванюшке. Тот тоже долго нюхал: «Хорошо пахнет, лучше, чем здешнее!»
— Хотите кушать? Я могу угостить вас настоящим украинским борщом… — сказала вдруг Надежда… Конечно, я согласился, и появились большие русские глубокие тарелки, горшок со сметаной, чеснок. Пришёл к столу и Ваня, а за ним и его мать, Лена, дочь Надежды. Я ел и рассказывал о том, что ещё три года назад я обещал приехать сюда девушке Нине из Ганновера. Она говорила, что у неё здесь, «в хате по-над горой», живёт бабушка.
— Так я же и есть её бабушка! Совпадение показалось невероятным. Вот так встретить на улице первого попавшегося — и прямо в точку: брат той Нины-Нэнси. Я с трудом верил самому себе, а они, по-моему, перестали даже верить, как-то сразу охладели, а потом Лена сказала суховато:
— А хотите поговорить с Ниной, она сейчас живёт с мужем в Северной Каролине и не работает?
Каково же было их изумление, и моё тоже, когда уже через минуту я разговаривал с Ниной. После этого все сомнения рассеялись. Привели из сада и мужа Лены. Он, правда, ни слова не понимал по-русски, но откликался на имя Вова. «Он у нас хороший, — говорила Надежда. — Хороший муж, хороший отец для Вани и Нины. И в церковь с нами ходит. Он ведь принял православную религию, и мы ему дали новое имя Владимир, а не какое-нибудь там ихное». Американец Вова понимал, что говорят о нём, и улыбался.
Но я уже чувствовал, что пора ехать дальше.
— Мы тебе покажем чёрные дороги через горы, по которым ты доедешь за два часа вместо четырех по главным, — сказали мне хозяева.
Но, чем подробнее мне чертили планы, как ехать, тем яснее становилось и мне, и моим хозяевам, что я заблужусь на первых же трех десятках миль. Наконец Вова решительно сказал:
— Уберите из сада инструмент. Я вряд ли сегодня буду работать. Я поеду показывать Игорю дорогу. Ты просто езжай за мной, и я выведу тебя на место, откуда нельзя заблудиться. — И пошёл заводить машину.