Я - истребитель
Шрифт:
Выстрелив в квадратного, я быстро перевел ствол на автоматчика и тремя пулями свалил его на землю. Как ни странно, но квадратный помог мне. Немного, но и этого хватило. Дело в том, что автоматчик успел нажать на спуск и, дергаясь от попадания пуль, падая, повел стволом автомата в сторону и прошелся по ногам стоящего рядом танкиста. Выстрелив в третьего и четвертого, я выстрелом в грудь добил подранка, держащегося за ногу. Командир танка с похвальной быстротой нырнул за машину. Обежав ее, я увидел танкиста метрах в десяти, он на бегу пытался вытащить маузер из кобуры. В пистолете оставалось два патрона.
Снова выстрелив ему в спину, увидел, как танкист дернулся, но, к моему изумлению, не упал, правда, шататься он стал сильнее.
— Да сдохнешь ты, сволочь, или нет!!! — возмущенно заорал я, перезаряжая пистолет.
Третья пуля выбила фонтанчик крови на спине немца и свалила его на колени, однако он продолжил ползти:
— Да что ж это такое???
Гитлеровец затих только после пятого выстрела.
Зарядив третий и последний магазин, я побежал собирать хабар.
— А я думал, ты действительно сдаваться идешь. Думал, все, сейчас шлепну гаденыша, а тут вон оно как, — раздался вдруг сзади чей-то смутно знакомый голос.
Держа в руках снятую кобуру с маузером, часы и документы командира, быстро обернулся. У танка стоял сержант Слуцкий и чуть насмешливо смотрел на меня. Из близких кустов выглядывали еще два знакомых лица.
— Вот так всегда, только добуду трофеи, так сразу толпа набежит, — только и сказал я от неожиданности, услышав в ответ громкое ржание. Смеялся сержант, смеялись парни, смеялся я. Это была какая-то психологическая разрядка после такого трудного и тяжелого дня.
«Стоп. А ведь они все видели от начала до конца! И не помогли? Что это значит? Проверка? Свой-чужой? О-о-очень интересно!» — Я перестал смеяться и с подозрением посмотрел на сержанта.
Видимо, мои мысли отразились на лице, потому что сержант подавил улыбку и, серьезно посмотрев на меня, спросил:
— Удивляешься, почему не помогли? Строгов да и Тонин считают, что ты не тот, за кого себя выдаешь, даже подумывать начали…
— Что я на немцев работаю?
— Ну да. Думаю, сейчас подозрения на этот счет рассеются, но кто ты, все равно не понятно. Ты, конечно, извини, но твоя версия шита белыми нитками. Так-то.
— Непонятно. Если бы я наврал, то все бы поверили, да? Но я сказал чистую правду, как бы она нелепо ни звучала. Прими это как данность.
— Ладно, не до этого сейчас, уходить надо. Ты зачем вообще на них напал? Только не надо мне говорить, что из-за оружия, — кивнул он на маузер.
— Жрать охота, — честно сказал я, вызвав новый смех в кустах.
— Хороший ответ. Ладно, собираемся, отходим. Демин — на стороже, остальным — собирать трофеи.
Из кустов вышли трое бойцов, двое из которых мне были хорошо знакомы. Один встал посередине дороги и активно закрутил головой, прислушиваясь. Другой принялся собирать оружие у лежащих танкистов, а последний — незнакомый — полез в танк. Документы всех немцев я забрал себе, убрав их в планшет, как и две из десяти банок тушенки и одну пачку галет. Также мне досталась одна фляжка со шнапсом — не пить, для дезинфекции раны.
Оружие — три автомата, пистолет и снятый с классической «тройки» пулемет —
— Ты ранен? — спросил сержант, увидев кровь у меня на спине.
— Да. Осколок пробороздил спину. Рана не глубокая, просто неприятная, постоянно беспокоит при резких движениях.
— Перевязался?
— А как? Не видно же. Если только поможете?
— В лагерь придем, а уж там, — согласился Слуцкий, потом развернулся к танку:
— Упырев, что там? — крикнул он продолжавшему возиться внутри бойцу.
— Сейчас, товарищ сержант. Тут еще гранаты есть и гармонь.
И действительно, через некоторое время он одну за другой подал гранаты, аж десять штук, а потом и аккордеон. Одну из гранат я немедленно прибрал себе, как и музыкальный инструмент.
— Умеешь? — спросил сержант.
Я молча продемонстрировал. Накинув ремни на плечи, сыграл пару аккордов «Финской польки».
— Добро, — кивнул он.
Намотав ремень вокруг кобуры, я убрал маузер в вещмешок к тушенке и галетам. Туда же сунул и фляжку со шнапсом. Потом снарядил магазины тэтэшки последними патронами и закинул вещмешок на плечи, как и аккордеон. Поправив термос, повел плечами и, поморщившись от боли в спине, сунул за пояс гранату. После чего вопросительно посмотрел на сержанта.
Нагрузив меня дополнительно тремя лентами к пулемету, Слуцкий повел нас к лагерю, оказавшемуся в трех километрах от танка. Танк сержант жечь не стал. Сказал, что дым быстрее привлечет к нам внимание.
— Вот, товарищ капитан, нашел пропащего, — сказал Слуцкий Климову. Мне хватило одного взгляда на капитана, чтобы понять — не жилец. Кровавые пузыри на губах показывали, что пробито легкое. Капитан знал, что осталось ему немного, поэтому взгляд его был спокойный, какой-то отрешенный.
С усилием кивнув, он посмотрел на меня, слушая тихий доклад сержанта, склонившегося к его уху. Пока они разговаривали, я отдал пулеметные ленты подошедшему бойцу и осмотрелся.
«Бл…! Девять человек! Всего девять человек из пяти десятков бойцов и командиров!»
Считая меня, уже десять, но это не радовало. Трое были тяжелыми — видимо, дошли сюда на силе воли и адреналине. Но дальше они уже не ходоки, это считая капитана.
Из знакомых тут были Слуцкий, Демин. Курмышев с пулевым ранением в ногу — тоже не ходок. Капитан Климов с ранением в грудь. И один из летчиков, из тех, что пришли вместе с авиамехаником.
Бойцы уже вскрывали банки с тушенкой и доставали галеты — есть хотелось всем.
Сержант закончил доклад и, встав, подошел ко мне.
— Чего стоишь? Присаживайся где-нибудь. Как стемнеет, выдвигаемся и идем дальше, так что отдыхай и набирайся сил.
— Товарищ сержант, мне бы перевязаться.
— Ах ты черт, совсем забыл. Давай, садись на тот ствол и раздевайся, я за бинтами, они у Демина есть.
— Не нужно, товарищ сержант. У меня все есть, — остановил я его.
Слуцкий быстро и профессионально обработал мою спину, щедро поливая ее шнапсом, потом что-то выковыривал, после чего показал маленький осколок и, еще раз обработав, принялся ловко перевязывать, пропуская изредка бинт через плечо.