Я из ДМ 7
Шрифт:
— Живыми и здоровыми? Это хорошо. Из моих бойцов тоже никто не пострадал. Но речь я завел не про это… Я узнал из достоверных источников, что хинин собирается поступать в Рикугун сикан гакко.
— Ему мало старшей школы? — вскинул брови господин Кичи. — Да там же собрались одни сливки военной аристократии. Куда он полез?
— Пока никуда, он только собирается. Но мне кажется, что этот татуированный мальчишка куда угодно пролезет без мыла. И знаете, что…
Абэ на несколько секунд замолчал. Два его друга терпеливо ждали, что скажет тот, чья родословная на пару столетий превышала родословную каждого из них.
— Если бы не смерть моего сына, то я хотел бы иметь этого шустрого мальчишку среди своих слуг.
— Но… — многозначительно произнес Кичи.
— Да, это «но» всё перечеркивает. Я хочу увидеть его смерть, —угрюмо произнес господин Абэ. — Моя жена хочет смерти хинина. Военная академия не для слабаков! Я уже узнал, какого преподавателя не хватает в академии. Узнал и принял кое-какие меры. Так что, мы можем в полной мере насладиться мучениями хинина, а потом… Потом придумаем, как обновить ваше рабочее кресло и ваше украшение для кабинета.
Господин Кичи и господин Тонг приветственно подняли тяваны с чаем. Они бы произнесли «кампай», но при чаепитии не принято так восклицать. А они следили за своими действиями и старались не делать того, чего не принято.
По крайней мере на людях.
Я поговорил с Мрамором. Беседа получилась задушевная, в лучших традициях разговора майора Славы Соколова с провинившимся бойцом.
Майор Соколов редко распекал прилюдно тех, кто по-крупному накосячил. Нет, он отводил их в отдельный кабинет и уже там… В общем, закаленные в боях дядьки выскакивали после его лекции с полыхающими ушами и опущенными в пол глазами.
Почти весь боевой состав попадал на ковер к майору, так что его гневные отповеди, проговоренные негромким голосом и состоящие по большей части из мата и красочных эпитетов, заставляли остальных бойцов понимающе кивать.
Я тоже не стеснялся в выражениях. Язык у меня подвешен неплохо, словарный запас богатый, поэтому я смог поведать о своих впечатлениях от поведения Мрамора в самых ярких выражениях.
Высказал босодзоку всё, что думаю про его поведение и про то, как нам сосуществовать дальше. В начале же выдал сакраментальное:
— Ты нормальный мужик, Кин Исий. Я рассчитываю сделать тебя бригадиром, старшим над твоей командой байкеров. У тебя есть ум, есть воля и стремление сделать жизнь лучше. За тобой тянутся люди, у тебя есть харизма и, черт побери, особая энергетика лидера! Но…
Всё по науке — сначала похвалить. Прямо как у старика Дейла Карнеги. Психология в действии. Я похвалил, а потом разнес ко всем чертям.
Почему мы материмся? Психологи объясняют все стрессами, воспитанием. Лингвисты — слабым словарным запасом. По выводам социологов, среднестатистический матерщинник — отнюдь не сантехник-выпивоха, а семейный мужчина до 45 лет с высшим образованием и высокой зарплатой.
Современный мир стал жестче, и те, кто ругается матом, как бы принимают воинственную окраску. Ведь мат — язык с очень сильной энергетикой. К сожалению, чем больше у человека власти, чем выше вершина, на которую он взобрался, тем чаще он выражается независимо от места и окружения. Но мат — чисто мужской язык. Женщины, которые часто выражаются, маскулинизируются и резко теряют женственность. Переводя на язык поговорки — у бабушки резко вырос… первичный половой признак!
Что слышалось со стороны Мрамора?
Одни только:
— Но я… Но мы… А вот… Нет-нет…
И эти возгласы со временем становились всё тише. Когда на каждый звук вываливается десяток крепких словечек, то невольно заставляешь себя призадуматься — а может ну его на фиг? Пусть выскажется, а потом отпустит.
Мрамор слушал с пылающими от гнева ушами. Я же бил фактами, традициями, правилами этикета. За то время, пока я находился в этом мире, я успел от души поднатореть в тонкостях и мельчайших поведенческих оттенках.
За время нашего разговора я провел босодзоку через все стадии принятия. Сначала у него было отрицание, потом гнев. Он даже пытался торговаться, но я плавно ввел его в небольшое состояние депрессии, расписав безрадостное будущее без моей команды. И в конце приободрил, заставив принять все мои слова так, как он никогда ничего не принимал.
Разговор обязательно надо закончить подведением черты и договоренностями. Главное — нужно добиться от человека реакции, вроде «Да, я все понял, иду исправлять». А потом надо обязательно проверить, были ли улучшения, и опять дать подчиненному обратную связь. Хорошо, если на этот раз — положительную!
— Так что я думаю, что мы всё прояснили, — наконец произнес я, откидываясь на кресло. — Между нами не возникнет недоразумений?
— Нет, Такаги-сан, — угрюмо пробурчал босодзоку.
— Тогда я даю тебе важное поручение — съезди в больницу под номером десять и узнай, как дела у женщины по имени Мэдоку. Она недавно случайно отравилась, так что теперь должна идти на поправку. Если всё нормально, то спроси её — не хочет ли она вместе с мужем поработать у нас?
— Да, всё понял. Сейчас съезжу и узнаю, — проговорил Мрамор. — А кем она будет работать?
Краснота с его лица проходила. Он успокаивался. Я видел, что моя головомойка достигла эффекта. Надо будет произвести небольшой разговор спустя некоторое время, чтобы полностью взять Мрамора под свой контроль.
— Думаю, что работа поваром её устроит. Всё-таки такую большую кодлу прокормить непросто, а твои ребята уже устали от сухого пайка. Если всё нормально, то приглашай её. И я надеюсь на тебя, Мрамор. Надеюсь на твои дипломатические способности.
— Я не подведу, босс! — с жаром откликнулся он.
— Вот и хорошо. Позовешь по дороге сэнсэя? Конечно, он сначала тебя пошлет на три буквы, потом скажет, что сено к лошади не ходит, но на третий раз сообщи ему, что у меня есть для него важная информация.
— А если он драться полезет?
— Тогда я лично выделю тебе местечко на кладбище. Даже разорюсь на маленький погребальный камень, — мило улыбнулся я в ответ.
— Добрый ты, босс, — хмыкнул босодзоку. — За это тебя и уважаю.