Я из Зоны. Колыбельная страха
Шрифт:
– Не гурман, заказывать уши туши в томатном соусе не собираюсь. Правда, человек, который меня в Зону привел, любил их сюда сдавать, – начал я осторожно обрабатывать бармена.
– Ну, кто-то приносит артефакты, кто-то – уши. Иногда даже мутантов. А что за человечек, я его знаю? – уточнил Седой.
– В возрасте и почете. Слегка косоглазый, будто старался всю Зону увидеть, – начал описывать я старого сталкера, заодно наблюдая за реакцией собеседника. – Откликался на Трофимыча.
Седой провел рукой по волосам, взъерошил их, а главное, вытащил вторую руку из-под стойки.
– Как?
– Возле Границы, прикрыл меня от своры собак.
– А ты чего, убежал сверкая пятками? – раздраженно спросил мужичок.
– Почти. Убежал, вынося парнишку с переломанной ножкой.
Бармен это оценил. Он достал толстую книгу с замусоленными краями. Открыл, полистал. Вывел красной ручкой сегодняшнюю дату и начал аккуратно выводить буковки. Я прочитал: сталкер, погиб, Граница…
– Весной, в марте, – добавил я. Тот кивнул.
– Давно ведется такая тетрадь?
– Нет, с полгода. Как электронные прибамбасы с ума начали сходить, так и завел. Всегда говорил, что, кроме калькулятора, ничто из техники надежным быть не может. – Бармен показал толстую счетную машинку, перемотанную синей изолентой. Такого дремучего механизма я в жизни не видел. Я еще раз оценил толщину тетради.
– Полгода, а исписана почти до корочки?
Мужичок молча дописал, убрал ручку и закрыл тетрадь.
– Да. Меня Седой кличут. Тебя что привело в наш райский уголок?
– Кузьма – Шах. Поесть, отогреться и найти, с кем на дело пойти…
Я расстегнул тулуп, порылся в карманах, вытащил мятые бумажки с водяными знаками. Деньги. Говорят, самое лучшее изобретение человечества. Без них пришлось бы мне тащить сюда шкуру мутанта, сдачу наверняка давали бы хвостами собак.
Деньги нам выдавали в части, новыми хрустящими бумажками, воняющими типографской краской. Но их я методично выменивал на затертые и помятые, чтобы не засветиться.
– Да ты богач. Долго собирал? – с издевкой спросил Седой.
Я же аккуратно раскладывал бумажки на стойке, шевелил губами, ведя подсчет.
– Все. Мне бы водки. Чай горячий с сахаром. Хлеба, помазуху на него, ну и…
Я посмотрел на столы. Даже сквозь вонь старого прокуренного помещения пробивался аромат шашлыка. Рот наполнился слюной, желудок предательски начал забирать у мозга командование.
– Мяса жареного, – закончил я. Пока я вдыхал аппетитные запахи, Седой выставил на стойку все перечисленное. Потом потыкал пальцем в деньги.
– Не хватит, – произнес он.
– Как это? Тут же много…
– Кусочек – три. И скидку делать не буду, пусть земля будет пухом Трофимычу.
Я еще раз глянул на столы.
– Это один кусочек мяса столько стоит? – уточнил я.
– Ага. Ладно, давай я тебе колбасы дам, нормальной, докторской. Чуть плесень по бокам, но я водочкой оттер. А чай надо подождать, – пошел на мировую Седой.
– И баночку кукурузы, – поспешно добавил я. Бармен крякнул от досады. Я же начал все сгребать со стойки. И, прежде чем ринуться на присмотренное место, посмотрел в хитрые глаза мужичка.
– Седой, я знаю, у тебя мой старый знакомый оседает. Бортником кличут. Мне бы с ним поговорить.
– Он после смены отсыпается. Не в моих принципах уставшего сталкера будить по пустякам, – отозвался бармен и недовольно скрестил руки на груди, намекая, что тема закрыта.
– Седой, Трофимыч меня от собак прикрыл, а тебе лень позвать человека? – сказал я строго и, не дожидаясь ответа, направился к столику. Место я выбрал так, чтобы сзади была глухая стена, исключающая возможность нападения со спины, и чтобы хорошо просматривались выход и барная стойка.
Я пришвартовался, разложил свое съестное богатство на столике, осмотрелся. С улицы вернулись любители никотина и холода. Взяв две бутылки водки, я приблизился к этой компашке. Помятые лица курильщиков напоминали серые здания Завода, в глазах виднелся отпечаток печали, который эти люди пытались прикрыть налетом пьяной веселости.
– Это у кого-то так денег нет? – воскликнул один из них, тот, курносый, что окликал меня на улице.
– Денег не подаю, не на паперти, – сказал я и, театрально взвесив в руках бутылки, поставил одну им на стол. – А вот выставиться тяжелой водой – за мной не заржавеет. Выбрал вам покрупнее, а меньшую мы с другом раздавим.
– Так они же обе поллитровые… – удивился самый замызганный из компашки. Курносый ткнул его в плечо:
– Сеня, это шутка юмора такая у молодого поколения.
Он взял бутылку, ловко свинтил крышку и начал разливать водку в щербатые стаканы:
– На такое скажу только одно: спасибо не заржавеет. Если что, подходи, подскажем, где хабар припрятан…
Я вернулся за свой столик, вскрыл консервы. Желудок урчал от нетерпения, пока я щедро намазывал тушенку на неровно порезанный хлеб и складывал горкой бутерброды.
Заодно я посматривал по сторонам: появились еще два сталкера, оба кашляющие, словно туберкулезники; за ними вошли какие-то непонятные ребятки, смахивающие на бандитов; в углу, уронив голову на стол, спал законовец.
Я прислушался к разговорам компашки курильщиков, которые шумно распивали подаренную мной водку.
– Да я вообще их не боюсь! Беспредел в Зоне устроили! Знаешь, что я скажу? Их свои же и прирежут. Перебили все поставки артефактов…
– Тихо. Лучше расскажи про ту тетрадь… Где стихи написаны. Небо смотрит на нас…
– Не тетрадь, а блокнот. Там еще фотография ученого…
Морщинистого я заметил сразу, как он показался из подсобки. Выполз, родимый. Бармен кивнул в мою сторону. Тот долго стоял, потом взял исходящие паром кружки со стойки, подошел ко мне, громко поставил их на мой столик.
– Черный. Сладкий. Пей и проваливай, Кузьма по кличке Шах.
– Угощайся, Бортник.
– Обойдусь, – проворчал старый сталкер. – И повторять не собираюсь…
Он совсем не изменился. Самый дряхлый сталкер из встреченных мной на дорогах Зоны. Морщины лежали на его лице глубокими рвами. Наверняка он в молодости был живчиком, а сейчас явно экономил на движениях. Цвет лица серый, болезненный. После пережитого – оно и понятно: избили его тогда очень сильно, а потом бросили умирать в яме.