Я из Зоны. Сегодня никто не умрет
Шрифт:
Нет, эту информацию я сплавлю начмеду. Ему доверия больше, да и странный Батя пока никак не вписывался в привычное течение. Так бывает, не укладывается симптом в общую картину заболевания, начинаешь думать, раскручивать. Тяжело, долго, но потом оказывается, что именно этот симптом указывает на причину недомогания. А правильный диагноз – это половина лечения».
Пригорок защищал деревянный крест от ветра и посторонних взглядов. Да и сам крест был небольшой, словно игрушечный, еще не успел затереться под дождями и светил
– Так, останки выкопаем и отвезем на судмедэкспертизу, – вальяжно объявил воспитатель.
– Так я ж рапортовал, вы сами сказали, приберись… – начал было начальник патруля, но не закончил – с такой злостью посмотрел на него Махлюков.
«Странно получается, – подумал я. – Пока Крыса ходил в дезертирах, дело и не собирались раскачивать. Впаяли бы ему срок или по-тихому спустили на тормозах… А тут из Крысеныша поперло, и полковник почуял запах новой должности. Не зря он в больнице к главному милиционеру приставал».
Мы приблизились к холмику свежевырытой земли. Присели возле могилы. Я потянул за собой Баранова, и он, недовольно сопя, примостился рядом.
– Трофимыч, вот и сбылось твое желание: похоронен в Зоне, – печально сказал начмед.
Баранов открыл рот, чтобы спросить, откуда капитан знает сталкера, но я толкнул парня в бочину.
– В свое время Трофимыч, когда был вечно молодой и вечно пьяный, ходил к ЧАЭС. Не добрался самую малость, но рассказывал потом много интересного. И однажды признался, что тут его дом, тут его крепость.
Начмед взял кусочек земли, начал мять в руках. Мне показалось, молчать негоже. Надо было сказать пару слов, сталкер заслужил эту малость.
– На Болоте тварь на нас напала. Здоровая, кровожадная. Я думал, умру от страха, а потом обделаюсь. Именно в такой последовательности, – начал я хриплым голосом, – а потом появился Борис. Я тогда имени его не знал. Трофимыч и Трофимыч. Так он засунул твари ствол ружья глубоко в глотку и выпустил ей мозги на свободу.
Ветер недовольно таскал траву, играясь с ней. Я отломал травинку, откусил. На счастье. Горько.
Баранов не выдержал, почувствовал момент.
– Я это… не знал его. Но знаю другое. Сталкеров обычно просто закапывают и даже табличку не вешают. Да… А ему крест поставили. Значит, заслужил…
Сержант замолчал. Я заметил, что он, когда волнуется, говорить начинает как-то сбивчиво, путано. Нет, Ренат не был дураком, это точно. Кругозор у него был широк, я бы даже сузил. Обычно те, кто поначалу воспринимал его как обычного качка, потом очень жалели.
Приблизился начальник патруля, услышал слова Баранова.
– Мы на следующий день приехали менять смену. Всплеск отзвучал, а вместе с ним – обычные проблемы: гон, зверье, как всегда, перло на блокпост, как волны на волнорез. А тут такое чудо: группа солдатиков вернулась, хотя один пропал неделю тому. Его уже похоронили. Так вот, потопали мы со старой сменой – интересно же, хотя и страшно. Аномалии ведь могут сдвинуться, где-то исчезнуть, где-то появиться.
Я хмыкнул. После похода через Границу на Топи страх перед аномалиями притупился, как старый нож. Если раньше я боялся даже до ветрянки дойти, то теперь что-то поменялось в сознании. Да, Зона опасна везде, но есть места, насыщенные аномалиями, а есть спокойные дорожки и пути.
Военный же понял по-своему мое хмыканье:
– Что боец, страшно? Понимаю. Так вот, нашли мы его, и не просто разорванный труп… Вокруг него земля была усыпана трупами собак, словно их со всей Зоны собрали, а этот сталкер их методично положил. Пацаны потом посчитали, сколько голов он разнес. Вышло больше пятнадцати. Исключительно выстрелами в голову!
– Порвали его сильно? – спросил начмед.
– Смотря с чем сравнить. Обычно ребра да хребет остаются от сталкера. А тут и Всплеск помешал, да и умер мужик, не опустив руки. Вскрыл ножом много тварей, а самого здорового, – он показал ладонью от земли холку зверя: получилось ему почти по грудь, – он ножом выпотрошил, как селедку на кухне. Однако зверь его все равно достал, в горло вцепился. Еле зубы разжали…
Я вспомнил, как рассказывал Трофимычу про мёртвую собаку, которая встретилась мне по дороге в Зону. А он в ответ показывал татуировку на своей кисти – голову собаки. Как иногда все связано, скручено Зоной в одну цепь.
– Настоящий был мужик, – внезапно закончил рассказ начальник патруля.
Я от такого перескока мыслей аж вздрогнул. Начмед уловил в этом сумбурном рассказе другую информацию.
– Получается, он отстреливался до последнего патрона, но не сдал позицию. А потом вступил в бой с ножом?
– Получается, так.
– А ты не помнишь, череп разбитый у сталкера?
– Да помню, чего не помнить. Не каждый день такое случается. Разбит был, однозначно, – сказал начальник патруля. – Но не свежая рана, нет. Тряпкой обмотана голова была, но повязка, видно, уже давнишняя была. Грязная, пропитанная кровью. Горло перегрызли, ноги-руки погрызли, из-за схватки с вожаком до головы сталкера псы не добрались. Да и Всплеск подоспел, накрыл всех, как ядерной бомбой.
Я кивнул, медленно и уверенно:
– Как я и писал в объяснительной. Трофимыч остался сам, а удар по голове ему нанес урка по кличке Чес. Еще тут, в схроне на колхозе. От удара Борис ослеп на левый глаз, появилась головная боль, слабость в левой половине тела…
Начмед мгновенно собрал перечисленное мной в диагноз.
– Понял. Теперь я все понял. – Он встал и сказал начальнику патруля: – Спасибо за могилку и крест. Трофимыч заслужил это.
– Хватит там стоять! Холодно на ветру! – Махлюков даже попрыгал на месте, стараясь согреться.