Я ловлю домового или мой последний Йоль в кругу семьи
Шрифт:
Тетя Рита говорила, что дядя Ар такой чудной, потому что всему виной потрясение, что он некогда пережил в детстве, и это оставило неизгладимый отпечаток в его душе. Стоило мне услышать эти слова, я начал сгорать от любопытства – что же эдакого могло стрястись с дядей Аром? Отчего он подолгу смотрит в окно, за которым расстилается непроглядная тьма, и тяжелый взгляд его мрачных
Несмотря на частые приступы отчаяния и безвозвратный уход в себя, дядя Ар был крайне деятельным человеком. Он страстно увлекался медициной, походя этим на свою мать. Он без конца пропадал в подвале нашего домика, обустроив там себе на скорую руку лабораторию.
– Это конечно не та лаборатория, что у меня была, нет-нет, совсем не та… – вздыхал дядя долгими вечерами, сидя в кресле и глядя в задумчивости в свое излюбленное окно, – но за неимением малого…
Мне страсть как хотелось хоть разок сходить с дядей в его таинственную и такую завораживающую лабораторию, но мама меня туда категорически не пускала. Она говорила, что эксперименты, которыми так пылко увлекался дядя Ар, стали когда-то погибелью для его несчастной матери, и они же стали причиной нашего заточения здесь, лишив надежды когда-либо вернуться в родную обитель.
Горячие речи мамы меня не особо трогали, и я пропускал ее наставления мимо ушей, ведь меня слишком занимала лаборатория, она была, словно волшебный тайник в нашем тесном и неинтересном подвале. Она рисовалась в моем воображении прекрасным и мрачным местом с множеством стеклянных колбочек, что блестят в пыльном полумраке, а дядя Ар, словно какой-то ученый, делает невообразимое этому примитивному миру открытие.
Я любил наблюдать за дядей Аром, но он по необъяснимой причине всегда сторонился меня. Он, вероятно, испытывал трудности в общении с детьми. Когда я приставал к нему по прихоти своего собственного каприза или присущей мне избалованности, или же заглядывал
Но, несмотря на это, как и все обитатели нашего дома, он горячо любил меня. Его особенно заботило мое образование, ведь по каким-то неведомым мне причинам я не посещал школы, и дядя Ар решил, что бремя моего обучения целиком ляжет на его нервные плечи. Он неустанно занимался со мной арифметикой и правописанием, рассказывал мне невероятные истории про сражения элегантных вампирских кланов с хитрющими ковенами ведьм и совершенно удивительные вещи про наш заснеженный мир.
Поначалу я не поверил ему ни капельки, когда он пытался убедить меня, что снег на земле лежал не всегда, и что когда-то морозы сменялись теплом, и наступала весна. Все деревья в ту прекрасную пору покрывались свежей зеленью, птицы пели, от чего сердце начинало радоваться, небо слепило своей синевой, а солнце ласково и высоко-высоко светило с чистого небосвода. Именно тогда на душе становилось так чудесно и так светло. После столь прекрасной поры наступала не менее замечательная пора – жаркого и беззаботного лета, а уже после мир начинал увядать, готовясь принять к себе в гости холода. Эта печальная, но уютная пора называлась осень – листья желтели, за окном часто накрапывал унылый дождик, но именно в это время года можно было пить чай, читать книги и ходить друг к другу в гости вместе погреться у огня.
Я слушал рассказ дяди с открытым от удивления ртом, ведь раньше я читал подобное только в книжках, и думал, будто это все выдумки. И после недолгих сомнений я решительно поверил дяде Ару, ведь он вызывал в моем детском сердце безоговорочное доверие. Вот если бы мне решил что-то подобное поведать дядя Михаэль, я бы тут же заподозрил что-то неладное.
Оба моих дяди были замечательными, и я их одинаково сильно любил, но более всех приводил меня в восторг и вызывал во мне нешуточное любопытство это мой третий дядя – дядя Ян.
Конец ознакомительного фрагмента.