Я, Лучано Паваротти, или Восхождение к славе

Паваротти Лучано

Адуа и Лучано в день бракосочетания. 30 сентября 1961 г.

Известность Лучано не очень изменила мою жизнь. Я веду домашнее хозяйство, то есть поддерживаю порядок в наших домах — в Модене и в Пезаро, а также занимаюсь некоторыми делами, связанными с карьерой Лучано. Читаю все итальянские письма и отвечаю на них. Обычно люди просят фотографию с автографом, какие-нибудь биографические материалы.

Это занятие стало отнимать у меня все больше времени. Теперь Лучано получает

почту со всего света. К нему обращаются разные люди: женщины (а также мужчины), которые присылают свои соблазнительные фотографии. Пишут старики, больные, инвалиды, заверяя, что пение Паваротти — единственная радость в их жизни. Многие сообщают, что его голос спас их от отчаяния. Лучано хочет, чтобы ни одно из посланий не осталось без ответа. В последнее время он получает очень много писем и от детей, в основном из Америки. Некоторые из них невероятно трогательны.

Другая забота, которую я взяла на себя, — собирать вырезки из газет и журналов — все фотографии Лучано и все публикации о нем. Поэтому я стала именовать себя официальным архивариусом Лучано Паваротти. Мне нравится это занятие, хотя оно и отнимает уйму времени. Кроме того, я записываю, где и когда он выступал. Как правило, такие подробности легко забываются, потому что во время спектакля или концерта все обычно взволнованы, а потом какому-нибудь журналисту или автору театральной программы срочно требуется какая-то дата или информация, а никто ничего не помнит.

Мой муж превратил меня в деловую женщину. Полагая, что его гонорары не вечно будут такими же высокими, как сейчас, он старается как можно лучше инвестировать деньги. Просто невероятно, какие огромные расходы у артистической знаменитости. И, несмотря на то что Лучано довольно бережлив, отложить какую-то сумму на черный день ему удается с трудом.

Большая часть наших доходов вложена в недвижимость недалеко от Модены, и я занимаюсь ею.

Одно время мы владели виноградниками, но потом продали их и вложили деньги в другое имущество. Теперь у нас есть собственность и в городе. Управление всем хозяйством требует много времени. Но я с удовольствием веду наши финансовые дела. Мы, уроженки Эмилии, очень хорошо умеем распоряжаться деньгами.

Наши дочери выросли красивыми и здоровыми. Старшая, Лоренца, родилась в 1962 году, Кристина появилась через два года, когда Лучано пел «Идоменея» [2] в Глиндебурне. Тремя годами позже родилась Джулиана.

Сейчас пока лишь Лоренца подросла настолько, чтобы думать о профессии. Она собирается стать художником-модельером.

Ни у одной из дочерей нет особого пристрастия к опере. Они бывают на спектаклях Лучано, но подозреваю, только чтобы доставить ему удовольствие, а не ради Верди или Пуччини.

2

Опера В.А. Моцарта «Идоменей, царь критский, или Илия и Идамант». — Ред.

Долгое время успехи Лучано не производили на наших дочерей какого-либо впечатления. Кроме того, герои нового поколения — отнюдь не оперные певцы. Очень немногие из молодых друзей наших дочек знали, кто такой Лучано Паваротти, вернее, что Лучано Паваротти — это нечто необыкновенное.

Однако недавно я заметила проявление более живого интереса к опере. Оказывается, девочки пригласили большую группу своих друзей в Ла Скала послушать Лучано в «Богеме».

Наверное, только такой неосведомленностью и объясняется отчасти тот факт, что Лучано прославился сначала в Америке, а уже потом в Италии.

Сейчас, когда

он признан и в нашей стране, дочери тоже по-другому воспринимают его. Ведь их друзья знают теперь, что папа Лоренцы, Кристины и Джулианы — знаменитый на весь мир тенор. Многие расспрашивают девочек об отце, а иные относятся к ним с особым вниманием. Мне кажется, что дочери порой бывают циничными. Говорят, что всегда понимают, если кто-то «заигрывает» с ними из-за отца. Думаю, однако, что от этого они не станут чересчур подозрительными к окружающим.

Поскольку Лучано много работает за рубежом, да и в Италии политическая ситуация сейчас очень сложная, наши зарубежные друзья часто спрашивают, отчего бы нам не перебраться за границу. На это я всегда со смехом отвечаю: не уезжаем потому, что мы «сентиментальные идиоты», но на самом деле все, конечно, гораздо сложнее.

Прежде всего, нас держат на родине семейные узы. Наши родители — и мои, и мужа — столь дружны между собой, и их отношения настолько прочны, что уже и не разберешь, где кончаются семейные симпатии и начинается по-настоящему близкая дружба. Главное, что все наши связи сосредоточены в Модене.

Немало и других, весьма житейских причин: дочерям нужно учиться, трудно перевести деньги за границу. Но главное все же — мы оба очень любим родную Модену. Этот город — наша жизнь, любовь к нему у нас, как говорится, в крови. Мы хорошо знаем его, знакомы со всеми согражданами и не боимся их. Жуткие вещи происходят в Милане или Турине… Там какой-то иной мир. В Модене совсем другая атмосфера.

Лучано — сложный человек. Он относится к себе, как к машине, которую необходимо постоянно держать под неусыпным контролем. Очень заботится о своем здоровье. Например, купил себе аппарат для измерения артериального давления и часто обращается к нему и тут же охотно проверяет давление у любого, кто оказывается рядом. Он хочет, чтобы все и всегда благополучно здравствовали.

Всякий раз, вернувшись в Италию, Лучано отправляется на пару дней к горячим источникам, чтобы очистить организм. У него множество всяких теорий, касающихся здоровья. Иногда мне жаль врачей, которые лечат его или кого-нибудь из близких. Лучано они находят несколько деспотичным, но очевидно, что он поступает так лишь ради пользы.

Когда мой отец едва не скончался от сердечного приступа, Лучано привез ему лекарство, только что выпущенное в Соединенных Штатах. Он слышал о нем, но в Италии оно пока еще не продавалось. Это лекарство спасло жизнь моему отцу.

Лучано очень консервативен в своих привычках. Он не любит перемен ни в чем: ни при переездах с одного конца света на другой, ни в домашней обстановке, ни в делах, ни в нашей семейной жизни.

Например, если возвращается в какой-либо город, где уже выступал, то останавливается, если возможно, в той же гостинице, даже в том же номере, что и прежде. Консерватизм этот с годами в нем усиливается. Думаю, именно потому, что Лучано постоянно приходится колесить по свету, ему хочется чувствовать себя как дома везде — в Милане, в Лондоне, в Нью-Йорке или Бостоне.

Он не любит зависеть от кого-либо даже в мелочах. Никогда не спрашивает, например, где находится лифт… Машину предпочитает водить сам, даже если садится в чужую. В городах, где часто дает концерты, в Чикаго или Нью-Йорке, если друзья предлагают отвезти в театр или на светский раут, он почти всегда просит разрешения самому сесть за руль. Лучано не из тех, кто позволяет возить себя на заднем сиденье.

Еще одна отличительная черта моего мужа — необычайная потребность в друзьях. Он постоянно должен видеть вокруг себя близких людей: не только дома, но всюду, где бы ни оказался. Это просто счастье, что он так легко обзаводится друзьями, потому что без них он и в самом деле не может жить.