Я любил свой народ, свою страну
Шрифт:
И это пишет человек, которого мы привычно окрестили в свое время полубранной кличкой "либерал"!
У 22-летнего диссертанта - черным по белому: "Очевидно, что необходимая оборона, как сопротивление действиям общественной власти, может быть только в случае явного противодействия закону". Анатолий Кони еще не служит, еще не чиновник, он едва отошел от "вольного сословия" студента. Но какая цепкая связь этой мысли и действий судьи через 12 лет: Треневым грубо нарушен закон - виновна ли Засулич, вышедшая с револьвером, как символ сопротивления беззаконию, господа присяжные?
Да, конечно, служа закону, Кони служил строю, несчетное число раз допускавшему нарушение им
Неуклонно следуя закону, судья или прокурор Кони глубоко вникал в психологию провинившегося человека, всегда видел в нем не отвлеченную фигуру, к коей необходимо применить ту или иную статью Уложения о наказаниях, а "душу живу", тщательно анализировал все за и против, с последовательным гуманизмом и бесстрашием отстаивал право человека в тех случаях, когда оно попиралось.
Однако всегда был непримирим к заведомым и бесстыдным закононарушителям.
Когда прокурор Кони принимался "распутывать" дело представителя определенного сословия, почему-то обижалось все сословие. Петербургский гильдейный купец миллионер Овсянников поджег собственную фабрику в корыстных целях и получил "при содействии Кони" сибирскую каторгу затаили недоброе на неподкупного прокурора уверенные в силе золота толстосумы.
Осуждена игуменья Митрофания - недовольна церковь.
Спустя двадцать лет полиция обвиняет крестьян-вотяков села Старый Мултан в человеческом жертвоприношении. Оказывается, их вековое общение с русским народом, давнее обращение в христианство - ничто перед полицейскими обвинениями целого народа в кровавом изуверстве. В защиту крестьян выступает передовая интеллигенция, вмешивается писатель В. Г. Короленко, которого называют совестью нации, - против, заодно с полицией и судом, невежественный мракобес поп Блинов. Церковь, когда-то возмущенная "делом игуменьи", теперь напугана двойной кассацией Мултанского дела в сенате, поддержанной обер-прокурором Кони.
Правда и закон победили и на этот раз: крестьяне были оправданы и освобождены. Когда Кони и Короленко встретились после процесса, писатель поведал судебному деятелю: на последнем, третьем суде над несчастными удмуртскими мужиками заколебались русские мужики-присяжные: "Виновны или не виновны?" И все же победило исконное народное чувство: не могут соседи, такие же землепашцы, совершить человеческое жертвоприношение. И: "Не виновны!" После суда старшина присяжных подошел к Короленко: "Ехал я сюда с желанием закатать вотских. Вы меня переубедили. Теперь сердце у меня легкое".
Привлечен к ответу за содержание игорного дома офицер Колемин, ему грозит Сибирь - и на Кони ополчаются военные: затронута честь мундира.
Если суд, в котором обвинение поддерживал Кони (как, например, дело об убийстве губернским секретарем Дорошенко харьковского мещанина Северина), признавал виновным дворянина-чиновника, на ноги поднималась вся помещичья рать, пытаясь ошельмовать или подкупить молодого товарища прокурора Харьковского окружного суда, осмелившегося "закатать" представителя первого сословия империи.
Вышеупомянутые дела нашли отражение в очерках "Дело Овсянникова", "Игуменья Митрофания" и других, где правовые и моральные акценты были четко расставлены. В очерке "По делу об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем" с болью и горечью, с глубоким сочувствием к судьбе простой русской женщины поведана ее горькая
Нелишне будет подчеркнуть внутреннюю связь публикуемой статьи "К истории нашей борьбы с пьянством" и трагедии семьи Емельяновых:
в спаивании тысяч емельяновых виновны условия, когда сиюминутная выгода государственных целовальников ставится выше народного здравия.
Непримиримый к сознательным нарушителям закона и снисходительный к "простолюдинам", пред коими он, будучи истым шестидесятником, считал должником и себя как член интеллигентного общества, - Анатолий Федорович с высокой требовательностью относился к духовно близким ему единомышленникам, а к борцам за общественные интересы - с трогательной, самозабвенной дружбою. Одним из таких стал для него известный ученый и публицист профессор К. Д. Кавелин, чью весьма содержательную характеристику можно отнести к самому Кони.
"Бывают люди уважаемые и в свое время полезные. Они честно осуществляли в жизни все, что им было "дано", но затем, по праву усталости и возраста, сложили поработавшие руки и остановились среди быстро бегущих явлений жизни... Новые поколения проходят мимо, глядя на них, как на почтенные остатки чуждой им старины. Живая связь между их замолкнувшей личностью и вопросами дня утрачена или не чувствуется, и сердце их, когда-то горячее и отзывчивое, бьется иным ритмом, безучастное к явлениям окружающей действительности. Холодное уважение провожает их в могилу, и больное чувство незаменимой потери, незаместимого пробела не преследует тех, кто возвращается с этой могилы...
Но есть и другие люди немногие, редкие. В житейской битве они не кладут оружия до конца. Их восприимчивая голова и чуткое сердце работают дружно и неутомимо, покуда в них горит огонь жизни. Они умирают, как солдаты в ратном строю, и, уже чувствуя дыхание смерти, холодеющими устами еще шепчут свой нравственный пароль и лозунг Жизнь часто не щадит их, и на закате дней, в годы обычного для всех отдыха и спокойствия, наносит их усталой, но стойкой душе тяжелые удары.
Но зато - ничего из области живых общественных вопросов не остается им чуждым. Вступая в жизнь с одним поколением, они делятся знанием с другим, работают рука об руку с третьим, подводят итоги мысли с четвертым, указывают идеалы пятому... и исходят со сцены всем им понятные, близкие, бодрые и поучительные до конца. Они не "переживают" себя, ибо жить для них не значит только существовать да порою обращаться к своим, нередко богатым воспоминаниям... Их чуждый личных расчетов внутренний взор с тревожною надеждою всегда устремлен в будущее, и в их многогранной душе всегда найдутся стороны, которыми она тесно соприкасается с настроением и стремлениями лучшей части современного им общества.
Одним из таких людей был К. Д. Кавелин" [Речь А. Ф. Кони в мае 1885 г на могиле Кавелина// Памяти Анатолия Федоровича Кони.
– М., Л., 1929.
– С.
9 - 10.]
А сам Кони? Он был глубоко искренен, когда в конце своих дней исповедно признал: "Я прожил жизнь так, что мне не за что краснеть...
Я любил свой народ, свою страну, служил им, как мог и умел. Я не боюсь смерти. Я много боролся за свой народ, за то, во что верил" [Цит. по: Чуковский К. И. Современники.
– М., 1962. С. 205]