Я люблю дождь
Шрифт:
Мелодия и правда великолепна.
А вот проигрыватель совсем никудышный.
Но, как бы то ни было, поддаваясь его увлеченности Моцартом, я тихонько прикрываю глаза.
Прислушиваюсь и различаю кошачье мяуканье.
– В эту комнату входить нельзя. – По его тону чувствуется, что он знает, как обращаться с кошками.
По-видимому, второй этаж – запретная для кошек территория. За то, что им позволено свободно выходить на улицу через дырявую плетеную дверь в прихожей, здесь появляться им не разрешается.
Поднявшись в эту комнату, с обещанным видом
Наверное, причиной тому кровать. Она занимает почти всю комнату.
А может быть, дело в красках.
Голубые простыни и белые стены, да еще кое-где на стене, к которой придвинута кровать, серые от облупившейся краски пятна.
– Когда-то в этом доме жил иностранец. Мне показалось полной безвкусицей висевшее здесь огромное зеркало. Я его снял, и остались эти следы.
И все-таки ощущение озноба не пропадает. Быть может, это неловкость от того, что меня привели в спальню.
Подхожу к окну и смотрю на море.
– Погляди-ка, вот там виднеются красные тории [3] .
– А-а, правда, стоят в воде.
– А вон там, у скал, хорошо ловится рыба.
– Вы увлекаетесь рыбной ловлей?
– Да.
Меня и во время разговора что-то подталкивает как можно скорее уйти отсюда. Чтобы справиться с неловкостью, я решительно поворачиваюсь и говорю:
3
Тории – священные ворота в виде прямоугольной арки, которые устанавливаются перед синтоистскими храмами.
– Давайте покормим кошек.
На кухне собрались все четыре кошки и, разом открывая красные рты, мяукали, выпрашивая еду. Он объяснил, как каждую из них зовут: вот слева Суити-пай, за ней – Попкорн, Мама, а это – Малышка. Все они белые, их почти не отличить друг от друга. Разве что по величине.
– Не пойму, как вы их различаете?
– Когда привыкаешь, начинаешь различать их по голосу. У Суити-пай самый красивый. «Тю-тю-тю», – каким-то особым голосом сзывает он кошек. Не спеша раскрывает пакет и достает из него консервные банки. Одна, вторая, третья, четвертая…
– Неужели они столько съедают?
– Я сразу даю им помногу, ведь бываю здесь не каждый день.
Наш разговор в комнате наверху и о кошках занял не так уж много времени. Я перехожу в соседнюю с кухней комнату и начинаю не спеша ее осматривать.
Внезапно мне на глаза попадается фотография, стоящая в углу книжной полки. Он и какая-то женщина, оба улыбаются. У женщины длинные распущенные волосы, смуглая кожа. Сфотографирована она по пояс, но по выпуклости груди и линии плеч можно представить, что она довольно полная. Когда же сделан снимок? Прическа и очертания лица выдают в мужчине человека еще молодого. Беру в руки маленькую рамку и всматриваюсь в фотографию.
– Что ты рассматриваешь? – слышится его голос.
– Вот, – протягиваю ему снимок.
– О, это давнишнее фото.
– Ваша супруга?
– Нет.
– И тем не менее близкий вам человек, не так ли?
– Почему ты так решила?
– Ну, такое впечатление складывается само собой.
– Вот как? Да, прежде
– И кошки тоже?
– Да. Она крестная мать Суити-пай и Попкорна.
– А теперь?
– Мы расстались. Теперь она живет за границей. Умная была женщина.
– Гм, но красавицей ее не назовешь.
– Правда? Мне она кажется красивой.
– Вам нравятся такие женщины?
– Да в общем, нет. Но она была очень славная.
Это замечание звучит не очень-то деликатно. Неприятно, когда в твоем присутствии превозносят прежнюю возлюбленную, думаю я и возвращаю фотографию на место.
В этот миг он встает передо мной, как бы заслоняя фотографию, и пристально заглядывает мне в лицо. Когда наши глаза встречаются, он произносит:
– Ты понимаешь, что значит быть с человеком единым целым?
Растерявшись от столь неожиданного вопроса, я отворачиваюсь. Все это так внезапно, что я не знаю, куда деть глаза.
Он точно впивается взглядом в мое растерянное лицо, потом раздается его ласковый смех. Преодолевая неловкость, я тоже смеюсь.
– Я не понимаю, что это значит, – говорю в ответ.
– Скоро поймешь.
Обронив эту многозначительную фразу, он берет на руки одну из кошек и снова с помощью каких-то особых звуков созывает остальных.
Почему надо быть с человеком одним целым? Неужели отношения мужчины и женщины настолько сложны? – начинаю я мысленный разговор с самой собой. Скучно. До чего же они скучны, эти занятия в труппе!
В квадратной пещере десятки начинающих актеров томятся в ожидании своей очереди читать стихи.
Вот какой-то парень с бледным, лицом приступает к чтению Рембо [4] . Что за голос! Как ему не стыдно? Неужели этот человек когда-нибудь держал в объятиях женщину?
Тогда, в поезде, он сидел у окна и, не меняя позы, водил рукой вдоль оконной рамы. Поэтому у меня была возможность рассмотреть его пальцы. Тонкие, изящные пальцы. Я тогда подумала, что они красивы.
4
Артюр Рембо (1854 – 1891) – -французский поэт-символист.
– Вы что будете читать? – Мои короткие воспоминания прерваны. Девушка, задавшая этот вопрос, уже давно нервно листает Бодлера [5] .
– Волнуетесь?
– Кажется, следующая очередь моя. – Еще не успев договорить, она мгновенно преображается и, откашлявшись, начинает медленно читать.
Как только голос читающей достигал высокой ноты, ее плотно обтянутые джинсами бедра вздрагивали.
Наверно, тогда было точно так же. Мое тело то и дело вздрагивало. Он с настойчивостью прикасался ко мне, эта избыточность его ласк почти пугала.
5
Шарль Бодлер (1821 – 1867) – французский поэт, предшественник символизма. Автор сборника «Цветы зла» (1857).