Я люблю Вас, Ваша Светлость!
Шрифт:
Она уснула почти мгновенно. Неглубокий больной сон рисовал картины каких-то кошмаров, казалось, что она металась в этих кошмарах целую вечность, но, когда очнулась, была глубокая ночь. На ее лице был мокрый компресс. Она сняла повязку и открыла глаза. Ей это удалось – примочка действительно помогла. Вокруг была кромешная темнота, только где-то сбоку, сквозь плотные занавески пробивался желтый луч ночного фонаря. Во избежание приступа тошноты и головной боли она постаралась не шевелиться. Надо привести мысли в порядок. Кто же она? Что с ней случилось? Почему она здесь? Мучительно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, она стала перебирать в памяти знакомые женские имена. На ум шли то Анна и Александра, то почему-то Джейн, то Мари. Нет,
– Что с вами, вам плохо?
– Кто здесь?
– Зажглась лампа ночника, и пришлось зажмуриться.
– Ух, как гляну на вас, так сердце занимается. Это ж надо такой красавицей стать! Я это, спаситель ваш. – Она слышала тот самый низкий мужской голос.
Через силу попыталась приоткрыть один глаз. Зрение было мутным, но можно было увидеть в полумраке, что на нее с иронией глядел молодой красивый мужчина. Темноволосый, статный, с ямочкой на подбородке.
– Что вы здесь делаете?
– Дежурю, как видите.
– Зачем?
– Дурацкий вопрос. Вы в моем доме, избиты до полусмерти не пойми кем, вся в синяках и переломах, да мало ли что с вами может случиться. А прислуги у меня нет, извините. И сиделку нанимать сейчас не с руки.
– Простите.
– Да что уж там. Я вот, нашел в вашем изодранном комбинезоне. Очевидно, ваших мучителей это не заинтересовало.
Он протянул измятую карточку. С трудом она разглядела на ней пожилую женщину в пальто и шляпке.
– Кто это?
– Вы у меня спрашиваете? Это все что при вас было. Я думал, вы вспомните, когда посмотрите.
– Нет, не помню. – Ее голова устало опустилась на подушку.
– Ну не беда. Еще вспомните. Главное не то что изображено на ней, а то, что написано сзади.
– А что там написано?
– Вы и читать разучились?
– Я… я не знаю, я просто сфокусироваться не могу – все размыто и расплывчато так.
– Ну, я вам прочитаю. Здесь написано: «Элечке от бабушки, на долгую память 2005 Монреаль».
– Вы полагаете, это моя бабушка?
– Вот уж точно не моя. Это было в нагрудном кармане вашего комбинезона. А если рассуждать логически никакой нормальный человек не станет носить у сердца фотографию чужой бабушки.
– Значит…
– Значит вы не Милочка, хотя, признаться, глядя на вас, я бы предпочел именно Милочку, а Элечка. И у вас была, или может даже до сих пор есть бабушка. Видите, какой насыщенный для вас день!
– Элечка…Эля. Это от Эльвира, или от Элла?
– Да какая разница. Теперь мы знаем, кто вы и можем обратиться в полицию с запросом, не разыскивает ли кто синелицую красавицу с двумя затылками по имени Эля.
До нее только сейчас дошло, что он над ней издевается. «Красавица»! Что с ней! Что с ее лицом? Как она выглядит?
– Что со мной? Дайте мне, пожалуйста, зеркало!
– А хронические сердечные заболевания у вас есть? Недостаточность митрального клапана? Мерцательная аритмия?
– Не знаю – опешила она.
– Ну, так вот и нечего тогда зеркало просить. Вас кондрат хватит, а мне потом отвечай.
– Боже – она разрыдалась, – я уродина?!
– Да где там. Вы монстр просто. Но могу утешить, это временно – последствия перелома переносицы и ушиба головы. Отек лица как следствие. Пройдет. Не плачьте, ненавижу бабье нытьё. Радуйтесь, что хоть имя мы ваше знаем. Мне пора – у меня хозяйство, а сейчас почти пять утра. А вы отдыхайте.
Он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Эля. Ее зовут Эля. Ну и ладно. Теперь хоть о самой себе можно будет думать не в обезличенном варианте. У ее неизвестного я появилось вполне конкретное имя.
***
Ночь была позади. Если бы не эта дурацкая головная боль! Свет из окна, хоть и не был очень ярким, резал глаза. Она снова пыталась привести в порядок свои мысли, вернее то, что от них осталось. Итак, ее почти наверняка зовут Эля, она не помнит ничего о себе, находится в доме у незнакомца, и она – уродина. Хочется в туалет. Надо попытаться встать. Ноги послушались и свесились с кровати на пол. Рука уперлась в подушку и подняла свинцовое тело. Голова дико закружилась и Эля рухнула обратно на постель. Нет. Так дело не пойдет. Надо попробовать еще раз и не так резко. Иначе под ней будет лужа. Медленно и осторожно она приподняла голову и постаралась зафиксировать взгляд. Небольшая светлая комната, спальня, по-видимому. Обстановка простая, даже где-то аскетичная. Деревянный стул из прошлого века. Прикроватная тумба с ночником, рядом кресло. На полу чистая зеленая дорожка, тапочки с помпонами…утка. Больничная утка. Нет. Только не это. Стыдобища. Надо как-то встать и доползти до туалета. Она приподнялась и аккуратно спустила ноги с кровати. Головокружение прекращалось, как только она фиксировала взгляд на чем-то одном. Эля схватилась за стул и поднялась на ноги. Комната поплыла. Ее затошнило. Нечеловеческим усилием она заставила себя сделать шаг. Потом, опираясь на стул, еще шаг. Вот дверь, за ней коридор, вот еще дверь. Бинго! Заветный туалет. Слава Богу, она не опозорится.
Облегченно вздохнув от успеха выполненной миссии, опираясь на стул впереди себя, она направилась назад в постель. Взгляд ее упал на рамку с фотографией, висевшей на стене. Красавец-брюнет и нежная блондинка с влажными полными губами и ямочками на щеках счастливо улыбались. За их спиной зеленели деревья. Наверное, это и есть ее ночной сторож и его жена. Александр Иванович, кажется. Александр. Характер еще тот. Но! Он показался ей писаным красавцем в свете ночника. Южнославянский тип. Про таких говорят: «порода сказывается». Теперь, при дневном свете, на фото было видно – он действительно чрезвычайно хорош собой. Стройный, темноглазый, подбородок волевой, с ямочкой, атлетическое сложение. Наверное, занимается спортом. Рядом была еще одна дверь. Она толкнула ее – это ванная комната. Ого! Здесь все не так аскетично, как в спальне. Джакузи, душевая кабина, раковина с зеркалом. О Боже! В следующую минуту она увидела нечто отвратительное, сине-черное, отекшее, с перебинтованным неровным черепом. Из-под повязки свисали кровавые космы. Голова закружилась и наступила тьма.
***
– Да что ж такое-то. Вам кто вставать разрешил!
Эля открыла глаза. На нее с горечью смотрел пожилой мужчина с седыми усами и блестящей лысиной.
– Вы зачем встали с постели?!
–Мне нужно было в туалет.
– А утка на что. Я ж специально принес из больницы, оставил вам. Ну что вы, ей богу, как малое дитя. У вас сотрясение мозга. Ваш нос сломан. Вам не то, что ходить – сидеть надо с посторонней помощью.
– Вы кто?
– Я – доктор. Вадим Петрович Кошечкин. Работаю в поселковой больнице травматологом и терапевтом. – Он помолчал. – Да и всеми остальными врачами тоже приходится работать. Как вы себя чувствуете?
–Уже лучше. Вот, только голова болит и кружится.
– Ну, это еще минимум две недели как будет и болеть, и кружиться.
– Так что, мне еще две недели тут лежать?
– А вам есть куда спешить?
– Я… мне… я не знаю. Может быть…мне так кажется.
– У вас амнезия, милая моя, пока вы не вспомните кто вы, вам лучше побыть здесь, под моим присмотром и под опекой Александра Ивановича.
– Кто этот Александр Иванович?
– О! Это необыкновенный человек. Кем он только не был в своей жизни. И матросом на корабле, и бизнесменом в Москве, теперь вот открыл у нас в поселке свое дело – земли распахал, засеял. Ферму построил. Людям дал работу. Фермер он.