Я люблю время
Шрифт:
Брюша дело свое знает: несколько минут – и нет в окружающем мире никакого торнадо, никакого водяного смерча: ад земной выглянул на миг из-под пейзажа, ухмыльнулся краешком клыкастого зева и вновь уступил место брату своему, раю земному… Все? Но Брюша, мой туалетный джинн, перфоманс сегодня обставил в классических традициях: завязка, кульминация, развязка, эпилог – ювелирно, без швов и каверн обточенные в несколько сюжетных минут. Смерч исчез, воды вновь прозрачны, птицы кричат и рыбу клюют, но если один островок стоит нетронутый и пригожий: те же ленивые пальмы, те же счастливые цветы, то другой разорен дотла – ни одного уцелевшего дерева, только беспорядочные груды бревен – бывших стволов, зелени, все это обильно посыпано песком, ямы, лужи, перья, кровь, ошметки разорванных рыб… И всюду, всюду, всюду копошатся черные мелкие крабы-падалееды, крупные белые птицы-трупоклюи… Будто бы черви в протухшем мясе… Даже воздух над поруганным островком словно бы надорван и растерян и не знает, на что дышать и чем звучать. А были островочки-близнецы.
– Что? Какой щелкунчик? А! Нет, уважаемая Татьяна?… Просто как? Тата?… на классическом был, в той же Мариинке, а на шемякинском
Пустой Питер дал мне огромное количество путеводных нитей, ниточек, зацепок на них – и все они значили разве что на четверть миллиметра больше, чем абсолютно ничего. К каждой из этих ворсинок необходимо пристраивать целый камвольный комбинат, чтобы суметь спрясть хотя бы какую-нибудь реальную пользу, или, хотя бы, рабочую гипотезу. Ночью – в первом же сне – меня озарила идея, и я проснулся, и встал, и запряг первый попавшийся мотоцикл («Харлей», конечно же, мой славный старичок V-2 – вот что «совершенно случайно» прыгнуло мне под седалище) и помчался в ментовку. А до этого в сети с помощью Боливара пришлось сообразить, в какое именно отделение на Васильевском мне надо. Нашел легко. Но пока понял, где лежат документы и как правильно их читать – хлопнул ушами и лишился механического коня! Опять! Гадский Пустой! Главное – одним и тем же дурацким динамо-приемчиком надирает меня! Вот как наведу там иные порядки – будет знать! Ладно, ладно, не наведу, не наведу – погожу пока. Хорошо хоть, что захватил рюкзак со сменной обувью. Оттуда уже на роликах в другую контору, к следакам. Оттуда домой к следователю, потому что тот – простой такой – взял работу на дом… Шерлок Холмс в подобных случаях нанимал кэб, а в ноги сажал Ватсона, чтобы те не зябли и дабы не скучать в дороге, а мне – родными конечностями шевелить, обутыми в безмоторные ролики. Что поделаешь – положение небожителя обязывает, мамок-нянек у меня нет, увы.
Андрюша Ложкин по отношению ко всем окружающим был подонок и рвач, если быть морально строгим к чужим недостаткам. И мелкий колдунишко впридачу, из деревенских, из Псковской волости выходец. И выпить любил. Сколько народу по своей работе он нагрел и вне ее – не сосчитать. (Это я так знаю, вне рамок следствия, по собственному с ним знакомству). Если бы он при всем при этом не имел страсти к азартным играм с механизмами, типа электронной рулетки – жил бы богатеем. Да вот беда: бес азарта крепко держал его в своих призрачных, но конкретных лапах, и наш Андрюша в казино быстрейшим образом спускал то, что зарабатывал и приворовывал. Истинная честь – не бремя. Как и бесчестье. И Андрюша никогда не тяготился, не комплексовал по поводу своих моральных и иных свойств, сделавших его паршивой овцой даже для его семьи. В свое время я так, и эдак походил вокруг него (негласно, на неслышных лапах), просчитал, промерял, только что в рот не заглядывал, зубы не осматривал… Сидел он у меня на прочном крюке, предназначен был в перспективе послужить «казачком» в одном важном для меня дельце, да вот – сорвался… Жил ведь, казалось бы, все было дано человеку: ум, образование, жизнь в крупном городе, исправный организм, кое-какие «способности», даже связи с такой же как он мелкой магической шпаной – нет, нашел проблему на свою голову! Он, как я понял, вдобавок искал систему, с помощью которой он мог бы заколдовывать теорию вероятности и «софтовые схемы». Идиот! Так не бывает, дружок, так не бывает. По крайней мере, не с твоим суконным рылом – управлять флюктуациями. Теперь ты мертв – и как знать – быть может, пару раз, от скуки, если не забуду, я выдерну тебя из сундуков своей памяти, поставлю перед собой и поворошу в твоей душонке, попытаю вопросами. Тебе это будет как бы рай и ад в одном флаконе: вдруг нежданным, призовым образом выдернут из небытия – и ты осознаешь это – но, через считанные минуты, вряд ли часы, ты вновь утонешь в покинутом на миг небытии, и что очень вероятно, уже навсегда. Хотя, как можно говорить «навсегда» – в моем мире и в моем присутствии? Захочу и… Отвлеклись. Три тысячи евро при нем найдено – и все три были аккуратно внесены в протокол, оприходованы формально! Замечательно! Такое случается в оперативной работе наших правоохранительных органов, но не всегда, нет, не всегда – зарплаты у них мизерные, сами ребята, как правило, молодые и жить хотят именно сегодня, окружающая обыденность ласково и с аргументами уверяет их, что «воруют все» и обещает все блага мира, но в обмен на деньги… Но я не поленился, удостоверился – по запаху, ощущениями, даже слегка подбавил сил (очень узенько, только чтобы проверить) – нет: все что нашли – все сосчитали! А раз так – то и на дальнейшем пути вещдоки уже не заблудятся в частных карманах, попадут в бюджет. Да, воистину мир полон чудес!
Ни порчи, ни сглаза, ни морока, по типу того, который в метро на Свету подвесили, я не обнаружил в Андрее Ложкине и вещах его. Равно как и в деятельность оперативников тоже никто никакого колдовства не подбавлял. А я до утра шарился по Васильевскому и окрестностям, самым тщательнейшим образом искал именно волшебные следочки. И я знал ведь, что найду! Я обозначил полтора десятка укромных местечек, в которых, или хотя бы в одном из которых будет поклевка! Весь мой полубесконечный опыт кричал об этом, и я спокойно перебирал эти пространственные, вещевые и ментальные тайники, понимая, что чудес не бывает и сейчас, вот сейчас – секрет промежуточный, или окончательный вывалится мне на ладони… Ага – бушмена лысого! Ничего такого я не обнаружил! О, это был обидный шелобан в лоб моему человеческому самолюбию!
Чудо есть, понимаешь, – чудесников не видно. И вновь я на «еле-еле» удержался, чтобы не вскрыть ситуацию по полной программе! Но вновь устоял – иначе, в таком разе, что бы я был за сверхчеловек?… Уж лучше любопытство во мне, чем надо мною.
Налицо феномен, некое непонятное нечто, как минимум, та самая управляемая флюктуация, которая удел
Мой партнер либо сверхкрут, почти как я, либо не прикладывал руку к убийству, тоже как я. Светка вообще – еще круче, чем мы оба вместе взятые, либо совсем простая девушка… и я безоговорочно принял вторую версию. Но тогда, господа – гм??? Что происходит? А??? Не, ну в самом деле??? Кто вы, доктор Зорге? Вопросы, вопросы… Зудит любопытство… Помилуй бог, но когда же и ответы? Найдем и ответы, главное – не спешить. Ох, уж эти мне лабиринты… Минотавр… Впрочем, попозже предадимся воспоминаниям о Минотавре. Оп-па!
А здорово, что я такой терпеливый и вечный! Представляю, каково людям ковыряться в тайнах мироздания: только-только начал что-то понимать в ленточных червях – ан умирать пора. Мне в этом смысле заведомо проще, посему – будем пытливо и скромно искать дальше… Нашел!
Нашел я. Но совсем другое, никоим образом не связанное с нашим маленьким приключением в стиле «Труп и любовный треугольник». Вот так всегда и бывает, елки-палки: ищешь одно, а находишь другое! И совсем в другом месте, и абсолютно не вовремя. Я понял, своим квазичеловеческим умишком постиг временные и пространственные механизмы деятельности Пустого Мира! Пустого Питера.
А это немало, ибо простейшие эффекты его и феномены ставили меня в полный тупик, причем на каждом шагу. Вот возьмем, к примеру, эскалаторную ленту в метро Пустого Питера, станция метро «Горьковская». Или «Парк Победы». Или – по фигу – хоть универсальный магазин, для иллюстрации и объяснения сойдет любое место, где есть эскалатор. Предположим, Света – или эта Илона, Тата – стояла на ступеньке эскалатора и обронила копейку. Это было, допустим, второго июня сего года в 10 часов, 41 минуту, 24 секунды по местному времени. А в Пустом Мире эскалаторы неподвижны, и если в эквивалентную секунду копеечка будет лежать, в виде мусора, где положено, то где мне ее искать через 5 секунд? Там же, либо несколькью футами ниже по течению? Я же стою, смотрю на копейку, таращусь – а она на той же ступени (номер ступени я заметил) на той же глубине погружения. Вот я отвернулся – мотоцикла в таких случаях ищи свищи, а копеечка там же, не пропала и не сдвинулась. Как так? А вот так: оказывается, время там резиново-дискретно и может существовать автономно от остального массива каждою своею частицей. Пока я пасу копеечку – время останавливается в узком кусочке пространства, оба они, время и пространство, скукливаются вокруг меня и покорно ждут, пока я двинусь дальше своим телом и вниманием, а их отпущу: имеется в виду – отпущу пространство и время. Если же выскочу из метро или отойду так, чтобы все мои сенсоры утратили связь с копейкой и ступенькой, вернусь – она уже в другом месте и в другой секунде валяется. Ну, не в секунде, если точнее – в мгновении, в миге, в элементарной частице того, что невежественные люди обозвали временем. Это как если я стою у водопада и подставляю пригоршни: капли воды прервали путь и замерли в ковшике моих ладоней, в то время как весь поток уже внизу, дальше бежит по ущелью навстречу большой воде. Но стоит мне чуть повернуть ладони, опрокинуть их – и плененная вода продолжит свой бег как ни в чем не бывало, неотличимая от соседних. И мой верный понтовый «Харлей» пал жертвой того же эффекта: будучи чужеродным элементом, занесенным мною в Пустой Питер, он, словно горсточка молекул воды в моей руке, существует только в то мгновение (пусть для простоты феномен сей именуется мгновением, мы же на уроке суперфизики), в которое я его завел сюда. Мотик ревет, я мчусь сквозь город… – но не сквозь местное время! Местное время застыло, «вода в ладони» все еще со мною. Ну-ка, вильну рулем и собью ту урну! Сбил. Урна вдребезги, мусор в стороны. Но это почти иллюзия, а точнее – событийная каверна: материя урны и содержимого реагирует согласно расчетным законам физического мира – в узенькой куколке пространства, доступного моим органам чувств (это как я дрогнул ладошкой – вода в ней пошевелилась…). Вернусь через минуту – урна на месте, а каверна с мусором и дребезгами растворилась в никуда и в нигде. Отвернусь, отвлекусь как следует – пропал мой мотоцикл, остался в том кванте бытия, в руке у застывшего «я» в застывшем времени. Вот так оно и идет рывками, время в Пустом Питере, покорной ледышкой застывая в том узеньком ручейке, который доступен в этот момент моему восприятию, и осторожно и неумолимо продолжая течь там, куда мое внимание, оснащенное моими органами чувств, не дотягивается, либо расслабляется, высвобождая естественный ход вещей… Сложно? Нет, совсем просто, стоит лишь привыкнуть.
Светкина квартира – поистине мертвый якорь для нашего маленького служебного корабля. Странно: мы еще пять, и еще десять, и еще пятнадцать минут сидим и никуда не едем! Но это вдруг стало правильным: во-первых, мы ждем ремонтников, которые вот-вот, да где-то далеко… Во-вторых, под этот треп и щебет мне куда как легче думается и наблюдается (за моими разнополыми партнерами по «поисковому» бизнесу), что также неотъемлемая часть моей работы и моего развлечения. Посему пьем, радуемся безделью и болтаем дальше, недолго осталось.
– …и детей нет. Сам знаю, что пора. Дело только за второй половиной и ни за чем больше! Конечно, Танечка, если вы возьметесь помочь мне в поисках – мы это проблему запросто решим! Что вы! Я вру нечасто, и только с целью обмана!
Ага, жениха она уже во мне увидела. Это совершенно напрасно, голубушка, ибо Зиэль в неволе не размножается. И неволи не знает. Да, честно говоря, и на воле это почти невозможный результат – размножиться.
Гм… Это как раз та область моего рока, где я теряюсь в догадках, но уже без дураков, по-настоящему: граница ли это моим возможностям, или морок, который я сам себе навел, замок навесил, а ключи выбросил неведомо куда? У меня были дети. Несколько экземпляров за все миллионы лет. С чудовищным трудом я добивался, чтобы они появились на свет, чтобы жили – а никого нет в живых. И голова моя тщится постичь, либо расколоться на куски: кто причина их смерти – неужели я сам, не ведающий преград и слова «невозможно»? Или… или… или… Эх!