Я люблю время
Шрифт:
– И что с того, подумаешь? И вблизи везде все как было, кроме малюсенького кусочка береговой полосы. Научный факт.
– Да, но как же так может быть? А, Филечка?
– Что именно? – Филарет вновь отвлекся от своих дум и повернулся к девушке.
– Как это понимать, что вся буря была только над нами, а нигде больше?
– Откуда я знаю? – Ответ прозвучал грубовато, и Филарет, кинув взгляд на обиженное лицо девушки, поспешил поправиться. – Главное, друзья, что с нами все в порядке и даже без синяков обошлось. Никакого ущерба общему делу и твоей красоте! Точнее,
– Это дело мы обязательно отметим и обсудим. И обдумаем. Сегодня же. Но у нас работа, Светик, и я ее пытаюсь делать, понимаешь? Осмыслить все факторы, обшарить умом и взглядом местность. И я тоже нахожусь в некотором недоумении, но готового ответа у меня нет. Если же ты спросишь у Вила, он тотчас тебе насыплет объяснений полный фартук – вон как ему не терпится все объяснить! Расскажи нам, Вил, с чего бы такое чудо на нас накинулось?
– Элементарно, Ватсон! День, напоенный солнцем и летом, был неподвижен и тих. Бирюзовое море ласково облизывало пустынный пляж, доверху наполненный чистейшим песком из драгоценного белого кварца мелкого помола, над лагуной ни единого обл…
– Без прелюдий, самую суть.
– …блачка. Все испортил. Типа, разница потенциалов электростатического напряжения почвы, воздуха и нижних слоев стратосферы породила редчайшее явление – дыру, в которую и устремились холодные воздушные потоки вместе с электрическими разрядами. Но что же послужило ножом, рассекшим ткань июньских буден, спицей, проткнувшей бурдюк с осадками, шипами, разорвавшими хрупкое равновесие природы?
– И что? Кто, я? Как это?…
– Да, дорогая Света, именно ты! И Фил, и я – вот имена тех трех шипов, что…
– Как это три шипа? При чем тут мы?
– Мы, это только повод, проводники электрических разрядов. Но ты вся дрожишь, малышка, иди сюда, я обниму тебя…
– Ничего я не дрожу. Это просто нервное. Виля, пожалуйста, стой там, где ты стоишь, а я здесь постою.
– Ну так прильни все равно, хоть рукою к руке, нервы – это еще главнее, чем психика, это самое важное в нашей соме, если не считать кишечника. Нет, ты глянь: этот браслетик словно на тебя сшит, и не подумаешь, что подобран хрен знает с каког…
– А мне нравится!
– И мне тоже. Ну так ты собираешься ко мне прильнуть, в самом-то деле???
– Вилечка, ты с испугу шалишь, я понимаю. Ты сам испугался бури, я же вижу. Ну, пожалуйста, не мешай мне причесываться… – Велимир состроил разочарованное лицо, демонстративно попятился от девушки на два шага, выбрав направление так, чтобы она оказалась между ним и Филаретом, и попытался коротко передохнуть: взгляд Фила не то что давил – он просто жег ему затылок и спину, и Вил старался быть готов ко всему. Неужто ударит? Рукой далековато, но есть в природе и возле нее иные возможности, а сил ему не занимать, видно орла по помету…
– Вил, слушай, пока Света причесывается, давай-ка отойдем на пару-тройку минут, есть небольшой, но
…а голубя по полету… Он первый не выдержал, это добрый знак. Ладно, если признаваться – то обоюдно и не во всем. Крутой, крутой малый этот Филя…
– То есть с удовольствием, скажу больше и подчеркну сказанное: с наслаждением, босс!
– Только не это! – Света топнула ножкой и попыталась скрестить руки на груди, однако, зеркальце в одной руке и щетка в другой помешали сделать это достаточно изящно. – Немедленно перестаньте, вы слышите, что я сказала? – Мужчины дружно обернулись на ее голос, но вслух спросил Филарет:
– Что такое, Света? Что «только не это»?
– Думаете, я ничего не вижу? Терпеть не могу, когда из-за меня парни дерутся! Мне вообще, по большому счету, никто не нужен, ни этот… (Света кивнула куда-то в сторону залива, но и Филарет и Велимир поняли, что она имеет в виду Арсения Игоревича, своего неверного любовника и их общего начальника), и никто другой. А будете драться – поссорюсь с обоими, и разбирайтесь как хотите, только без меня!
На Фила словно столбняк нашел, а Велимир вытаращил глаза так, что дальше уже были нос и брови, потом все же ыкнул, кашлянул, и со второй попытки слова из него пошли:
– Вообще говоря, под таким углом зрения я на окружающую нас всех действительность еще не… – Однако, впечатление от слов девушки было столь мощным, что вместо обычной скороговорки речь его получилась достаточно медленной, и в это растерянное бормотание легко вклинился бас Филарета:
– Света, ты нас не вполне правильно поняла. Не сомневайся, я не допущу, чтобы два интеллигентных уроженца великого города взялись тузить и дубасить друг друга на глазах у Невы и народа. Если я говорю, что нам необходимо поговорить, то это и означает – поговорить. Конструктивно, по делу и о тонкостях, которыми тебе лучше голову не забивать.
– Да, Светик. Не бойся за его фэйс и здоровье, доверься мне, маньяк ребенка не обидит.
– Думаете, я ничего не вижу! – Голос Светы был по-прежнему полон сарказма, но кое-какая неуверенность в нем все же обозначилась. – Зачем тогда в сторону отводить? Какие могут быть тонкости, о которых мне лучше не заморачиваться? Вот ты только что это сказал. Ну какие, например?
– Например, кому-то из нас троих надо будет побывать в морге, осмотреть покойника и по возможности договориться с местными алкашами-потрошителями, чтобы они позволили нам, во-первых, осмотреть и обыскать одежду…
– Все, все, хватит, я поняла! Пожалуйста…
– А во-вторых, – безжалостно продолжил Филарет, – по возможности добыть кусочки органики, сиречь тела покойного, а еще лучше – требухи, дабы потом, с помощью независимой химической экспертизы определить наличие в организме покойного…
– Меня сейчас стошнит…
– Так продолжать?
– Не надо. Уходите, говорите, о чем хотите, и вообще оставьте меня в покое!
– А плакать не будешь?
– Не буду.
– Светик, точно не будешь? Постарайся, радость моя, а уж я не подкачаю и уговорю Фила, чтобы не я, а он туда…