Я – меч, я – пламя!
Шрифт:
Не трогая конструкцию, Оля вытащила гвоздодером одну из скоб, а затем затолкала руками на место. С виду ничего не изменилось, но теперь, если толкнуть цепь через неплотно закрытый проем в правильном направлении, скоба вылетит и дверь откроется. Если просто толкать дверь, скоба будет держаться, цепь потянет ее в сторону. Крайне довольная грамотно проведенной операцией, Оля поспешила к выходу. Вылетев из подъезда, чуть не сбила с ног бдительную старушку, которая попыталась перекрыть дорогу:
– Вы к кому, гражданин?
– К Степанычу, гражданка, – на ходу буркнула себе под нос, огибая бабулю по дуге и двигаясь в сторону выезда со двора.
– К кому, к кому? – не унималась бдительная соседка.
– Да пошла ты… к доктору, глухая тетеря! – не прекращая целеустремленного
– Хулиган! – сделала окончательный вывод бабуля и шустро нырнула в подъезд искать признаки причиненного ущерба.
В тринадцать сорок, обогнув по дуге знакомых старшего поколения, которые в свою очередь не горели желанием общаться с Ростиком, Оля нырнула через черный ход в подвал. В тринадцать пятьдесят она уже шагала в сторону здания, адрес которого был указан в повестке. Впрочем, здание это в городе любой нашел бы и так. По дороге, в аптеке, купила порошки аспирина. Кто его знает, как там, в милиции, дело обернется. Предусмотрительность и стремление прогнозировать незаметно становились главными чертами ее нового характера.
Предъявив повестку дежурному на входе, Ольга остановилась – пришлось ждать, когда следователь придет за ней на проходную. Он пришел такой же хмурый и худой. Завел ее в кабинет и усадил на стул, привинченный к полу посреди комнаты.
– Рассказывай, – коротко обронил, описывая круги вокруг нее. Оля старательно вращала головой.
– Я все вспомнила, товарищ милиционер! В воскресенье, двадцать первого апреля, была на свидании с Ростиком. Ну и он, впервые за все время, что со мной водится, пообещал жениться, как только мне шестнадцать стукнет. Видно, от волнения у меня, когда домой возвращалась, в голове закрутилось, вот я и ударилась. Бытовая травма, товарищ милиционер, никого из посторонних рядом не было.
– Бытовая травма, говоришь. А откуда ты такие слова знаешь?
– Ростик сказал.
– Сегодня Ростика своего уже видела?
– Видала, товарищ милиционер, правда, недолго, убежал куда-то, сказал – дела у него. Велел после четырех часов во дворе ждать.
– Какие у него дела?
– Он мне про свои дела никогда не рассказывает. Говорит, что я дура, всем все выбалтываю.
– А что еще говорил?
– Говорил, если вы меня вжарить захотите, чтобы я не выдрючивалась и внимательно рассмотрела, какие у вас особые приметы на теле есть, а потом бы ему рассказала.
Следователь буравил ее глазами, и взгляд не обещал ничего хорошего.
– Совсем нюх потерял, сучонок. А скажи, Стрельцова, это он сам придумал или советовался с кем-то?
– Как я ему сообщила про повестку, так он сразу велел мне сделать то, что я вам рассказала.
– Хорошо, Стрельцова, так и напишем, как ты тут пропела. – Следователь заскрипел карандашом. – А что, Стрельцова, ты совсем врать не умеешь?
– Нас в школе учат, что врать нехорошо, товарищ милиционер. Враньем – полсвета пройдешь, а назад не вернешься. Комсомольцы никогда не врут!
– А ты разве комсомолка?
– Нет, не приняли меня. Но я стараюсь во всем быть похожей на комсомольцев.
– Понятно. Расскажи еще что-нибудь, Стрельцова, пока я пишу, чтобы нам не скучно сидеть было.
– Отчим мне проходу не дает, лапает и пристает, хоть домой не появляйся.
– Так напиши заявление, мы его мигом приструним.
– Мать сказала, если я на него пожалуюсь, на порог не пустит. А еще я будущее знаю. Вот всем говорила, что с Нового года карточки отменят, никто мне не верил. А их отменили! Не все, правда, остальные осенью отменят. А еще в этом году шахтер по фамилии Стаханов трудовой подвиг совершит и о нем вся страна узнает.
– Ты вот что, Стрельцова, об этом лучше никому не говори, а то положат тебя в психушку, поняла?
– Нет, товарищ милиционер, не могу я. То, что я знаю, нужно нашей Родине. Я напишу и отправлю письмо товарищу Сталину. – По мере того как она говорила, лицо следователя теряло свое флегматичное выражение, он смотрел на нее с удивлением, как будто видел впервые.
– Все мне казалось, что ты хитрая сyчка и просто дурочку из себя корчишь… Ладно, Стельцова,
После того как Оля с отмеченной повесткой вышла из кабинета, следователь долго смотрел на закрывшуюся дверь. Он ничего не понимал, и это раздражало до зубовного скрежета. Его совершенно не успокаивала мысль, что все, связанное с ней, выеденного яйца не стоит и у него есть масса более важных дел. С девкой было что-то не так. Чаще всего ему казалось, что она наглая стерва, которая это не особо скрывает и прикидывается дурочкой. В иные минуты следователь был уверен, что у нее серьезные проблемы с головой. Но последняя фраза, даже не столько сама фраза, сколько то, как она была сказана – без фальши, без патетики, по-взрослому, – перечеркивала все остальное.
– Жаль девку. Пропадет ни за понюх табака. А деваха вроде правильная, мог бы толк из нее быть.
Следователь записал в настольном перекидном календаре: «Позвонить Женьке насчет Стрельцовой». Сложил протоколы и поставил папку в сейф. У него имелись другие дела, которые нужно было закрывать, к тому же, Ванька сегодня именинник, пригласил к себе на день рождения. Говорил, невеста подружек своих приведет. Задерживаться на работе не было резона.
Оля, выходя из здания, взглянула на часы в фойе: стрелки показывали начало четвертого. Время еще было. Барыга, в гражданской жизни директор продуктового магазина, имеющий оригинальное хобби – скупку краденого у братвы и реализацию оного через своих знакомых в других городах, в обычный день уходил с работы ровно в пять. Сегодня был предпоследний рабочий день очередной шестидневки. Для планов Оли сегодняшний день подходил больше, чем завтрашний. В предвыходной вокруг слишком людно и слишком неопределенно. У людей возникают неожиданные планы, кто-то приходит в гости, кого-то где-то ждут. Слишком много случайных факторов, способных разрушить задуманное. Сегодня спокойнее. Впереди у всех рабочий день, поэтому вероятность непредвиденных случайностей намного меньше. Надолго откладывать задуманное тоже не было возможности, тогда вся стройная логическая схема накрывалась медным тазом.
Зашла домой. Мать с отчимом уже вовсю отмечали окончание трудового дня. Оля взяла хозяйственную сумку, такую же, как купленная сегодня, только постарее, сказала родичам, что пойдет купить хлеба, в хате жрать нечего, а она ничего не ела целый день. В подвале положила сумку в сумку, добавила туда же одежду Ростика, женский чулок телесного цвета, правую кисть дружка, замотанную в тряпку, нож, найденный у Ростика в нычке, головку молотка, замотанную в тряпку. Выйдя во двор, направилась к столикам, за которыми любила сидеть их компания. Кое-кто из ребят уже вышел во двор, несколько пацанов сидели за столом, играли в очко на щелканы. Побыв с ними до полпятого, Оля попросила передать Ростику, что она пошла в магазин и скоро придет. Не торопясь, подошла к дому барыги со стороны двери, выходящей в узкий проход, образованный стенами двух домов. Этот колодезь соединял два двора с выходами на разные улицы, поэтому тут постоянно шастали посторонние, срезали дорогу. Подгадав момент так подойти к черному ходу, чтобы рядом никого не оказалось, и толкнув острием ножа цепь в нужном направлении, Оля проскользнула в дверь, забила скобу на место обмотанной в тряпку головкой молотка и начала переодеваться в мужскую одежду. Переодевшись и приготовив чулок, стала ждать. Дважды за это время хлопали двери подъезда, люди возвращались с работы, но не те. В пять часов пятнадцать минут, выглянув на очередной хлопок входных дверей, девушка увидела знакомую фигуру. Барыга был пунктуален, как всегда. Ольга надела на голову чулок, сверху нацепила картуз, дала барыге подняться на один пролет, с обмотанной железякой в одной руке и сумкой в другой неслышно двинулась к лестнице. Жил обидчик на втором этаже. В нишу слева от лестничного пролета выходили двери трех квартир, в том числе и его. Как только барыга поднялся и повернул налево, Ольга стремительно и бесшумно преодолела два пролета. Уже на втором услышала: