Я мог бы остаться здесь навсегда
Шрифт:
Вспомнив, как Чарли сказал, что я похожа на Леди Гагу, я поскорее отвернулась от зеркала, чтобы не залипать долго на своем унылом отражении.
– О чем ты пишешь? – спросил Питер, когда я вернулась.
– Чаще всего пишу рассказы о дочерях, потерявших матерей. Пыталась пару раз выбрать другую тему, но в итоге все равно все сводилось к одному.
Он посмотрел на меня с интересом.
– Я бы с удовольствием прочел. У меня несколько месяцев назад умерла мама.
Я отставила бокал с вином. Вряд ли Питер нарочно это сказал, но я вдруг взглянула на
– Мои соболезнования.
– Все нормально, спасибо. Очень быстро все произошло. В смысле, она заболела и вот…
Я молча кивнула, ожидая продолжения.
– Мы все чувствовали себя абсолютно беспомощными. Особенно папа.
– Могу представить. А сейчас они как? Папа и остальные?
– Стараются держаться, каждый по-своему. У одних получается лучше, у других хуже.
– Понятно.
– Мама была белая, еврейка, а отец чернокожий. Оказалось, у их родственников абсолютно разные представления о подобающих похоронах. В общем, всем пришлось непросто.
– Так ты еврей?
– Ага. Ты тоже?
Я кивнула.
– Я так и думал.
– Правда?
– Ну да, просто твое имя и…
– Лицо?
– В общем, ты больше похожа на еврейку, чем я, – улыбнулся он.
Я пожала плечами.
– Сочувствую насчет мамы.
Больше Питер о себе не рассказывал, и я чувствовала, что расспрашивать не стоит.
Прощаясь, мы обнялись на выходе из бара. В ботинках я была на полдюйма выше, а значит, босиком мы, наверное, оказались бы одного роста.
– Мне понравилось, – сказал он. – Повторим как-нибудь?
– Давай, – кивнула я. – С удовольствием.
Дома я обнаружила три пропущенных звонка и сообщение от Чарли.
Привет мне вечером надо быть в центре можно заскочить к тебе ненадолго?
Я отложила телефон и стала переодеваться в пижаму. Три звонка – это как-то слишком! Не стану перезванивать! Но когда я чистила зубы, телефон завибрировал. Чарли. Я сама не понимала, что чувствую: такая бесцеремонность злила, но отчего-то и заводила тоже. Сняла трубку. Решила, что лучше разберусь в себе, услышав его голос.
– Привет! – негромко поздоровался он.
– Что случилось?
– Ты случайно не дома?
– Дома. А что?
– Просто только закончил одно дело с Максом и как раз недалеко от твоей улицы. Не хочу мешать, но…
– Ладно, – отозвалась я. – Приходи.
Не прошло и минуты, как в дверь позвонили. На пороге стоял Чарли – без куртки, в одном свитере, на голове синяя зимняя шапка с ушами, руки в карманах. Глаза дикие, зрачки расширенные. На вид совсем мальчишка – только шести футов ростом и с щетиной на подбородке.
Губы Чарли медленно растянулись в очаровательной улыбке. Оказывается, я подспудно ожидала, что он будет злиться, допрашивать, где я пропадала, почему не отвечала на звонки. Мы не виделись с того вечера, когда он рассказал о
4
На втором свидании мы с Питером решили вместе поужинать. Я была подавлена и рассеянна. Близился День благодарения, а домой ехать не хотелось.
Мы отправились в таверну «Алхимия», где подавали кучу вегетарианских блюд: кокосовый карри, сыр с брокколи на гриле, жареную морковь с красным луком. В дальнем углу зала играли музыканты. Питер снова пришел в толстовке, на этот раз – цвета лайма.
И, судя по виду, подавлен и рассеян он был не меньше меня.
– Что делаешь на День благодарения? – поинтересовалась я.
– Еду в Окленд к родне со стороны отца. Обычно мы устраиваем грандиозный сбор – съезжаются все тетушки, дядюшки, кузены, бабушки с дедушками.
– Здорово, наверно. – Вероятно, стоило спросить, каково это – приезжать на семейное сборище после ухода кого-то из близких, но я побоялась показаться навязчивой и просто заметила: – Чем старше я становлюсь, тем больше боюсь праздников.
Он склонил голову к плечу.
– Это почему?
– Очередное напоминание о том, какая жизнь паршивая штука.
– Серьезно, все так плохо?
– Нет, – мне вдруг стало неловко, что я навела такую мрачность. – Нормально все.
В Питере чувствовалось что-то очень близкое, хорошо знакомое, и это одновременно нервировало и заставляло меня к нему тянуться. Тоже еврей, тоже приезжий – неудивительно, что нам оказалось так легко и комфортно общаться. Держался он дружелюбно, но в то же время отстраненно. Мне такое было привычно и понятно. Но из-за этого разговаривать с ним было сложнее, чем с Чарли. Сам Питер больше отмалчивался, но слушал внимательно, а значит, шансы сморозить глупость решительно возрастали. С Чарли же я в основном слушала его болтовню и пыталась в ней разобраться.
Выпив, мы немного расслабились. Я рассказала Питеру о встрече с агентом. Разыграла нашу беседу в красках, приправила юмором – он очень смеялся.
– Ты расстроилась, наверно?
– Ну да. Даже не представляла, что произвожу такое жалкое первое впечатление.
– Я так вовсе не считаю. – Он улыбнулся, и в который раз удивившись тому, как улыбка преображает его лицо – в глазах загорается огонь, а печальные складки у рта превращаются в смешливые, – я неожиданно поняла, что он мне нравится.
После он отвез меня домой. И, остановившись на подъездной дорожке, спросил:
– Я помню, что на следующей неделе День благодарения, но, может, мы успеем увидеться еще раз до твоего отъезда?
– Да, конечно, – закивала я.
На несколько секунд в машине повисло напряженно молчание, а потом он признался, не сводя глаз с приборной панели:
– У меня не так много опыта по этой части. Долго был в серьезных отношениях…
– Все нормально, – заверила я, наклонилась к нему, и мы поцеловались.