Я, Мона Лиза

Калогридис Джинн

— Да, — не сразу ответила я, все еще в полусне. — Это…

— Савонарола, — подтвердила она мою догадку.

— Выходит, его сожгли. — Последние несколько недель, после того как я узнала об аресте Савонаролы, до меня не доходило вообще никаких новостей, но, увидев дым, я сразу все поняла.

— Сначала его повесили, — грустно сказала служанка. — На площади, в том самом месте, где когда-то устраивали Костер тщеславия и Испытание огнем. Я пошла туда сегодня утром. Мессер Франческо всем нам велел пойти.

— Он что-нибудь говорил?

— Фра Джироламо? Нет, ни

слова. На нем была только шерстяная нижняя рубаха. Жуткое зрелище. Для костра устроили круглые подмостки, навалили на них хвороста, а в центр воткнули деревянный столб, такой высокий, что пришлось сколачивать длинную лестницу, чтобы на него вскарабкаться. Палач поднял его на самый верх и накинул петлю на шею. Он еще подергался немного, не сразу умер. Потом подпалили хворост. Какой-то дурак заранее подложил туда шутихи, и поначалу все перепугались. Перед казнью на монахов надели цепи, чтобы они не сразу упали в костер, когда сгорят веревочные петли, а поджаривались медленно. Синьория хотела устроить зрелище. — Елену передернуло. — Монахи начали обугливаться, и тут какой-то хулиган швырнул в один из трупов камень, и из него вылились внутренности кровавым потоком… В конце концов, пламя сильно разгорелось и заполыхало так высоко, что трупы насквозь прожарились и у них начали отваливаться руки и ноги… Я на секунду закрыла глаза.

— Да, — с трудом выговорила я, — да, конечно. — Я взглянула на Елену. — Ты сказала «монахи»… Значит, казнили не одного, а нескольких?

— Да. Здоровый такой монах, тот самый, который затеял Испытание огнем… Как его звали? Доменико. С ним умер фра Доменико.

— Спасибо, — сказала я. — Теперь я позавтракаю. Когда буду, готова одеться, я тебя позову.

Служанка ушла. Я не стала есть, а прошла на балкон, уселась на солнце и долго смотрела на дым, поднимавшийся к небу. Наверное, когда со сцены ушел Савонарола, фра Доменико стал обузой для Сальваторе и Франческо.

Дзалумма была бы довольна.

LXX

На следующее утро, когда Елена пришла меня одевать, она принесла с собой маленький бархатный кисет. Раскрыв его на столе, она вытряхнула сапфировое ожерелье и усыпанную бриллиантами сеточку для волос, которая была на мне в тот день, когда я выходила замуж за Франческо.

Этих вещей не было в моем сундуке. На второй день своего заточения, я открыла крышку и обнаружила, что все мои драгоценности пропали, а ведь я рассчитывала с их помощью подкупить Елену и убежать с Маттео.

Франческо успел хорошо меня изучить. Но он знал не все.

Елена подошла к шкафу и достала ярко-синее бархатное свадебное платье и мою самую лучшую сорочку.

— Мессер Франческо сказал, что сегодня вы должны выглядеть особенно красивой.

Конечно, мне ведь предстояло стать приманкой. Я молчала, пока Елена зашнуровывала мне платье. На этот раз я закрепила парчовый пояс пониже, чтобы легче было дотянуться до него быстрым движением руки.

Я продолжала молчать и тогда, когда Елена расчесывала мне волосы, но когда она начала с большой тщательностью укладывать их в сверкающую сеточку, я сказала:

— Значит, ты все-таки не поможешь мне с Маттео.

Я разглядела ее лицо в маленьком зеркальце, оно было, как и ее голос, суровым.

— Я не смею. Вы же помните, что случилось с Дзалуммой…

— Да, — с горечью сказала я. — Я помню, что случилось с Дзалуммой. Ты думаешь, то же самое не случится со мной и моим сыном?

После этого Елена пристыженно опустила голову и больше на меня не смотрела и не заговаривала. Когда я была готова, она пошла, открыть передо мной дверь.

— Погоди, — сказала я, и она замерла в нерешительности. — Можешь сделать для меня маленькое одолжение? Мне нужна минута. Всего лишь минута наедине, чтобы собраться с силами.

Она неохотно взглянула мне в лицо.

— Мне не разрешено оставлять вас одну, мадонна. Мессер Франческо специально это подчеркнул…

— А ты и не оставляй меня одну, — быстро подхватила я. — Я забыла шаль на балконе. Принеси, пожалуйста.

Она все поняла. С легким вздохом кивнула и медленно направилась к балкону, ни разу не оглянувшись.

Я действовала проворно и тихо, на удивление самой себе. Вынула отцовский кинжал из перины и засунула его за пояс.

Елена неторопливо вернулась с балкона.

— Вашей шали там нет, — сказала она.

— Спасибо, что поискала, — ответила я.

К карете, где поджидали Франческо и Сальваторе де Пацци, меня проводил солдат, убивший Дзалумму, — зловещего вида молодой человек со шрамами на щеках. На Франческо была его лучшая туника приора, и я впервые увидела его с ножом у пояса. Сальваторе был в темной тунике приглушенно-зеленого цвета так элегантно и строго мог бы одеться Лоренцо де Медичи. Он тоже был вооружен: у его бедра висел тонкий меч.

— Прекрасно, прекрасно, — забормотал Сальваторе, увидев меня.

Высунувшись из кареты, он протянул мне руку, чтобы помочь, но я отказалась и выдернула локоть из сильных пальцев солдата, стоявшего за спиной. Вцепившись в дверной проем, я забралась в карету и втянула за собой длинный шлейф.

— От нее просто глаз не оторвать, не правда ли? — горделиво заметил Франческо, словно сам меня создал.

— Истинно так. — Сальваторе одарил нас надменной улыбкой.

Я уселась рядом с солдатом. Нас вез Клаудио, следом ехала вторая карета, и я высунулась в окно, пытаясь разглядеть, кто там сидит, но мне удалось различить только тени.

— Сядь, как следует, Лиза, — строго произнес Франческо, и я тут же повернулась к нему, мы как раз миновали ворота и выехали на улицу. — Нельзя быть такой любопытной. Скоро ты узнаешь гораздо больше того, что тебе хотелось бы знать.

Глаза его сверкали от нервного возбуждения. Глядя на него, я почувствовала, как крепко прижат к моему телу отцовский кинжал.

День стоял теплый — чересчур теплый для тяжелого бархатного платья, но мне, тем не менее, было зябко, к тому же в горле першило от стоящего до сих пор в воздухе дыма вчерашнего костра. Свет был слишком резким, все цвета становились ярче, и от синевы моих рукавов у меня заболели глаза — я даже зажмурилась.