Я, Мона Лиза
Шрифт:
Я обернулась, чтобы улыбнуться, и увидела знакомую ухмылку «самого дьявола».
— Ты? — прошептала я.
Он был доволен, что я его узнала. Чуть сдвинул капюшон, и я увидела в его глазах изумление, смешанное с беспокойством, как бы нас не увидел мой муж.
— Сегодня, — тихо сказал он. — Одна. — После чего повернулся и быстро ушел.
Я подошла к родственникам, которые причитали над Маттео, пока Франческо не вернулся к себе в лавку. Муж оторвал ласковый взгляд от «своего» сына и спросил:
— Кто это был?
— Никто, —
О записке я не рассказала никому — даже Дзалумме. Но когда она в полдень спустилась вниз, чтобы поесть с остальными слугами, и оставила меня одну с Маттео на балконе, я развернула бумажку. Солнце ярко светило в безоблачном небе, но я не могла ждать — и не видела причин дожидаться ночи. У меня на коленях лежал Маттео, теплый, мягкий. Неужели я позволю впутать себя в очередной обман?
Я уставилась на бумагу и невольно вскрикнула от возмущения. Чистый лист, совершенно чистый. «Дьявол» сыграл шутку, причем очень плохую. Если бы сейчас горел камин, я бы швырнула бумажку в огонь. Сдержав гнев, я разгладила сгибы и сунула в ящик, намереваясь позже воспользоваться ею для письма, раз она такого хорошего качества: с ровным обрезом и отлично выбелена.
Поздно ночью я проснулась от плача Маттео, донесшегося из детской. Скоро малыш перестал плакать, видимо, кормилица встала и покормила его — но я все равно не могла заснуть. Воздух был раскален не по сезону, я лежала, истекая потом, то и дело, принимаясь метаться на кровати, а Дзалумма тем временем спокойно спала на своей лежанке.
Я невольно вспомнила слова священника: «Прочтете это только ночью. Сегодня, когда останетесь одна».
Я встала с постели. Сделала несколько осторожных шагов в темноте, несмотря на то, что Дзалумму было трудно разбудить. Зажгла свечу и очень медленно выдвинула ящик, откуда достала листок бумаги, переданный мне священником.
Чувствуя себя довольно глупо, я со страхом поднесла его к пламени свечи.
Долго смотрела на пустой лист, пока, наконец, меня не осенило. Я поднесла листок поближе к пламени, так что оно начало чадить. Перед моими глазами начали появляться коричневые буквы, прозрачные и водянистые. Я сдавленно охнула.
«Приветствую Вас. Сожалею, что не смог ответить раньше на Ваше последнее письмо. Завтра в полдень пойдите одна попросить у Бога совета».
В течение веков верующие делили день на часы молитв: заутреня, на рассвете, и вечерня были самыми посещаемыми. После рассвета наступал третий час службы, в девять утра, а затем шестой, в полдень.
Я внимательно рассмотрела почерк: идеально вертикальные буквы, длинные «д» и «у», маленькие и толстые «п»… Я всего дважды видела его в своей жизни, но сразу узнала.
«Приветствую Вас, мадонна Лиза, из Милана…»
LVII
Остаток ночи я не спала, просто лежала в кровати, раздумывая над письмом. Ступайте помолиться, говорилось в нем. Одна. Естественно, это означало, что мне следует выйти из дома, но во Флоренции было не меньше сотни церквей. Куда автор письма предлагал мне отправиться?
В конце концов я решила, что единственный логичный выбор — это церковь Пресвятой Аннунциаты с нашим семейным приделом, куда я легко могла уйти помолиться на заутрене или в полдень, не вызывая подозрения, и где я в последний раз столкнулась с «дьяволом».
Утром я ничего не сказала Дзалумме, но она почувствовала мое волнение и спросила, что меня беспокоит. Когда я сказала ей, что хочу пойти помолиться — одна, — она нахмурилась. Я редко ходила куда-нибудь без нее.
— Это все из-за письма, — заключила она. Ее слова поначалу меня испугали, но потом я поняла, что она имеет в виду то письмо, которое выронил юный наглец, забравшийся к нам в дом. — Я знаю, ты не хочешь пугать меня, но я все равно очень переживаю. Мне бы не хотелось думать, что ты втянута в какое-то опасное дело.
— Я бы никогда не сделала подобной глупости, — ответила я, уловив, тем не менее, неуверенность в собственном голосе.
— Тогда иди одна, — мрачно буркнула Дзалумма, переходя рамки того, что могла сказать рабыня своей хозяйке. — Просто помни, что теперь у тебя есть ребенок.
— Этого я никогда не забуду, — ответила я, едва сдерживаясь.
Возница отвез меня к церкви Пресвятой Аннунциаты. Я велела ему подождать на площади перед церковью. Напротив грациозной колоннады, возле сиротского дома. Когда колокола начали созывать верующих, я переступила порог притвора, прошла мимо монахов в церковь и свернула в наш маленький придел.
Там было пусто, и я почувствовала облегчение и в то же время разочарование. Меня не ждал священник, свечи никто не зажег, в воздухе не дымился ладан. Я заранее никого не предупредила о своем приходе, если не считать Дзалуммы и возницы. Чувствуя неуверенность, я подошла к алтарю и опустилась на колени. Следующие несколько минут я пыталась успокоиться, произнося молитвы. Когда, наконец, за моей спиной раздались легкие быстрые шаги, я обернулась.
Сзади меня стоял улыбающийся «дьявол», одетый как монах-сервит. На голове капюшон, руки спрятаны в складках черной ткани.
— Монна Лиза, — произнес он, — соблаговолите пройти со мной. — Он пытался держаться предупредительно и вежливо, но все равно не мог скрыть лукавство, пробивавшееся во взгляде и голосе.
Вместо ответа я поднялась с колен и приблизилась к нему, а он протянул мне кусок черной ткани — это оказался плащ.
— Как глупо, — сказала я, обращаясь скорее к себе, чем к нему.
— Вовсе нет, — ответил он, расправляя плащ, чтобы я его надела, при этом то и дело косился на дверь притвора. — Скоро вы поймете, в чем тут смысл.