Я - Мышиный король
Шрифт:
Высоко подняв палец, видимо, чтобы подчеркнуть важность момента, Мэр решительно, точно собираясь бежать, отшатнулся и, едва не налетев на лысеватого Начальника Канцелярии, который неловко отпрыгнул, нервными большими шагами, перебираясь через железо и балки, лежащие на земле, устремился к проему между двумя низкими складами, где виднелась кавалькада машин, замыкаемая для безопасности военным открытым "газиком".
Полы импортного пиджака у него раздувались, а отвислые тощие руки болтались, как будто лишенные мускулатуры.
Все кретины немедленно последовали за ним.
Только осторожный, привыкший к бюрократическим передрягам Начальник
– Ничего, ничего, бывает...
После чего также заковылял следом за остальными.
Это было уж совсем ни в какие ворота.
Барма скрипнул зубами.
Тотчас, словно из-под земли, появился слегка запыхавшийся Цыпа и, привстав на носках, чему-то, как всегда, усмехаясь, доложил - шутовским движением прикладывая ладонь к голове:
– Еще две секунды!..
Донесся мягкий хлопок, и затем вдруг столб дыма поднялся от разваленного пакгауза и, клубясь, подворачиваясь, начал расползаться по небу, будто натолкнувшись на невидимое препятствие.
– Все! "Метка" больше не существует...
Тогда Барма взял его за отвороты кожаной куртки и приблизился так, что их лица оказались почти вплотную друг к другу:
– Слушай, ты на кого работаешь, Цыпа?..
Впрочем, он тут же пожалел о своей несдержанности и, разжав хватку пальцев, чтобы выскользнула из них мягкая кожа, вытерев после этого ладони платком, произнес - уже совершенно спокойно:
– Ты, Цыпа, дурак. Ты, конечно, можешь попробовать занять мое место, но ты всегда будешь для них чужим. Чужим, понимаешь? И тебя съедят точно так же, как ты сейчас пытаешься съесть меня...
Он спрятал платок в карман.
– Зря вы это, герр Фабрициус, - мягко сказал Цыпа. Все-таки надо кому-то верить, иначе уж совсем безнадежно. А я вас не предавал и не собираюсь...
Отвороты кожаной куртки у него - медленно расправлялись.
Барма покусал губы.
– Ладно, Цыпа, старый товарищ, подбросишь меня до центра. И, пожалуйста, проследи, чтобы ко мне не прилип кто-нибудь из твоих оглоедов. Надоело. Я хочу быть один. Ты меня понял?
Цыпа вздохнул.
– Обижаете, герр Фабрициус...
– Так ты меня понял?
– Слушаюсь, ваше превосходительство!..
В машине они молчали, а когда Барма, не попрощавшись, вышел напротив Пожарной башни, то сначала деловым быстрым шагом направился в сторону Адмиралтейства, а затем, повернув на полдороги обратно, пересек пару улиц, в местах, где не было переходов, пропилил длинный сквер, немного попетлял в переулках и, только убедившись в результате всех этих усилий, что за ним действительно никто не следит, поднырнул под пластмассовый, процарапанный нехорошими выражениями колпак таксофона.
Номер соединился сразу, и, не называя себя, без какого-либо особого предисловия он продиктовал некий адрес и добавил после секундного колебания - переходя с шепота на обычный голос:
– Вряд ли там что-нибудь очень серьезное. Но ты все-таки не задерживайся, и оружие захвати. Но без шума: действуй по обстановке...
После чего лязгнул трубкой и, заторопившись по мостовой, чуть ли не на ходу вскочил в опустевший на остановке передний вагон трамвая.
Плохо, подумал он снова, устраиваясь на одиночном сиденье. Плохо. И, кажется, будет гораздо хуже. Цыпа сейчас заметался - это вполне объяснимо, но вот почему лично Мэр пытается сюда влезть? Что ему мало забот в Городском совете? И откуда, действительно, взялся этот утопленник-короед? Короеды обычно выполняют работу разведчиков. Неужели жуки в самом деле решили разорвать Конкордат? И теперь нас в ближайшее время ожидает очередное нашествие? Ерунда, по-моему, я паникую. Но во всяком случае, это надо немедленно выяснить. Выяснить, разобраться, принять необходимые меры. Потому что короеды - это финал. Мне совсем не улыбается жить с короедами...
Перед выходом он оглянулся. На мгновение ему показалось, что он знает крупную рыжеволосую женщину, дремлющую, обняв сумку, на заднем сиденье - перетянутую платком, с яркими крутыми бровями. Может быть, это была какая-то секретарша из мэрии, а, быть может, окончательно рехнувшийся Цыпа не послушал совета и все-таки приставил к нему наблюдение. Правда в таком варианте женщина не была бы ему знакомой. Тем не менее, он немного помедлил. Но поскольку рыжеволосая женщина явно не собиралась выходить вслед за ним, то он все же сбежал по вагонным ступенькам, а затем, проверившись еще раз, убедившись, что трамвай бесповоротно увез ее в сияющую дымку проспекта, торопливо нырнул в неприветливый узкий двор, на утоптанной тверди которого не пробивалась ни одна травинка, и, поднявшись по черной лестнице, плотным сумраком средь заколоченных окон оправдывающей такое название, на площадке последнего этажа, повозившись с ключами, которые почему-то не совпадали, потянув, наконец, оказавшуюся незапертой дверь, проскользнул в нежилую, с ободранными обоями глотку квартиры.
Отвратительный густой запах ударил ему в ноздри.
Барма, предупреждая, покашлял.
И немедленно в спину ему уперлось что-то колющее, и ломающийся, совсем девчоночий голосок пропищал:
– Зачем пришел, Барма?..
Крепкая когтистая лапка скользнула за пазуху и вытащила пистолет.
Это, наверное, был мерзавец Лямблия.
А из комнаты, которая породила очередную волну тягучего запаха, точно броневик, неожиданно поставленный дыбом, обдирая боками косяк, выбрался грузный Пфукель и почти до подбородка поднял длинную шпагу, вспыхнувшую на эфесе алмазными быстрыми переливами.
– Мы не ждали вас, ваше высокопревосходительство, - сухо сказал он.
– Извините, но мне хотелось бы знать причины вашего появления.
Шпага коснулась ямочки между ключицами.
Металл был холодный.
– Уберите оружие, - в свою очередь сказал Барма.
– Ваш связной убит на территории Порта. Это - полный провал. Через полчаса начнется облава по всему городу.
Он двумя пальцами взял шпагу за наконечник и отодвинул ее от своего горла.
Лямблия за спиной коротко и быстро вздохнул.
– Ладно, - сказал Пфукель, замявшись на долю мгновения.
– Ладно. Пройдемьте в комнату.
Черные фасеточные глаза его дико блеснули.
Стараясь дышать, как можно реже, Барма прошествовал в помещение, где вместо мебели у ободранных стен были брошены три разорванных тюфяка, и, смахнув с подоконника ватные залежи пыли, осторожно уселся, облокотившись спиной о захрустевшую раму.
Лямблия между тем, не убирая кинжала с отточенным лезвием, привалился у входа, к заклиненной половинке дверей, а, наверное, астматический, посвистывающий трахеями Пфукель, неуклюже засунув шпагу в ременную петельку у бедра, щелкнул шейными сочленениями и поскреб грудной панцирь, поросший хитиновыми шипами.