Я мыслю, значит, я существую
Шрифт:
– Ну что там? – спросил отец у Миши.
– Сказала – из дома не выходить, его задержать вопросами и сфотографировать. Они выезжают к нам.
Ласкин взял телефон и слегка опустив одни лишь глаза, открыл камеру.
– Эх… темно, – подумал он, включив видео запись.
– Держи, – он снова отдал телефон сыну, – иди, с кухни незаметно снимай его. Снимай долго, все время, что он тут, снимай на видео, только свет не включай. Все ясно?
– Ага, – Миша выбежал из комнаты.
– Мне уже пора, – произнес Айвазовский.
– В каком доме ты живешь? –
– Мы построили дом из камней.
– А номер дома какой?
– Номер дома – пять.
– А улица? Улица какая?!
Мужчина развернулся, но уже не так неспешно, а резво, в несколько шагов на месте.
– Улица Сезам, – ответил он и зашагал по тротуару.
– Какая еще улица Сезам?! Кто ты такой, мать твою! Что за чушь ты мне тут наговорил?!
Мужчина продолжал удаляться и вскоре скрылся за нависающими густыми ветвями клена, растущего возле окна Ласкина.
Стой, сволочь! – кричал Вася, – полиция! Вызывайте полицию!
Ласкин бросился к двери на лестничную клетку.
В трусах и майке он бегом спустился со второго этажа и, выскочив из подъезда, помчался вслед за незнакомцем, считающим себя великим художником Айвазовским. Ласкин бежал по тротуару, шлепая босыми ногами по асфальту. Звезды на небе уже практически погасли, а сам небосвод посветлел и стал вместо черного синим. В это время на улице не было ни людей, ни машин, и все было окрашено в темно-оранжевые тона из-за света фонарных столбов.
– Папа! – сзади бежал Мишка, тоже в одних трусах, – я не останусь там один!
Минуя свой дом, потом соседский, Ласкин, а следом и Миша выскочили на проезжую часть – на улицу Кирова. Светофор на перекресте мигал желтым цветом. Улица заканчивалась через двести метров поворотом на грунтовую дорогу. Перед этим поворотом уже начинался сектор частных деревенских домиков, за которыми был лес. Всего же от того места, где сейчас находился Ласкин, до леса оставалось пятьсот метров. Вдали Вася увидел “Айвазовского”. Тот бежал трусцой, размахивая дипломатом.
– Стой! – крикнул Вася и прибавил скорость.
– Миша, не отставай! – отец слегка повернул голову и периферическим зрением на мгновенье увидел Мишу, бегущего сзади.
– Стараюсь! – Миша бежал, все еще пытаясь снимать на камеру телефона.
– Тут Алёна звонит! – крикнул сын.
– Скажи, что мы на перекрестке Кирова и Ломоносова!
На противоположной стороне улицы прохожий мужчина остановился и принялся отслеживать взглядом бегущего “художника”.
– Ловите его! Это он! – кричал Ласкин. Вася впопыхах не сообразил, как коротко описать ситуацию для прохожего, чтоб привлечь его к погоне, и просто выкрикнул – это он убийца!
Прохожий уже начал было разбег, но тут же встал, как вкопанный, потому что художник резко остановился. Ласкин и Мишка остановились следом – стояли метрах в двадцати от Айвазовского, а прохожий был между ними, но не на тротуаре, а на середине четырехполосной проезжей части.
– Че у вас случилось, пацаны?! Че орем бегаем?! – спросил прохожий, которому на вид было лет пятьдесят и, казалось, он был пьян.
Миша находился позади отца и снимал всё на видео.
– Это он! – с отдышкой произнес Ласкин, – тот, кого ищет полиция.
Вася медленно приближался к художнику, но подходить вплотную не собирался.
– Этот что ль? – с усмешкой сказал прохожий заплетающимся языком, – это из-за него люди пропадали у нас? На профессора похож. Э! Академик! Че ты н-на…
– Стой на месте! – сказал Ласкин художнику, – полиция уже тут!
Прохожий в развалку направился в сторону Айвазовского.
– Зайдите ему сзади, чтоб не сбежал, – сказал Вася мужчине, но тот, не слушая Ласкина, пер прямо на странного незнакомца.
– Очень смешно, – произнес художник, – я тоже рад посмеяться, но, к сожалению, мне надо в лес.
– Куда тебе надо?! – прохожий был уже в паре метров от художника, – ты че, лысый? Лежать! Лежать, я те сказал! На землю…
Художник выронил дипломат и схватил пьяницу руками за голову, не дав тому закончить фразу. А потом резко скрутившись, со всей силы бросил его на асфальт, да с такой скоростью, что Вася отчетливо услышал звук трескающегося черепа! Прохожий тут же потерял сознание, а из головы его потекла бордовая, практически черная из-за сумрака кровь. Ласкин попятился, выставив руку в сторону, пытаясь нащупать Мишку.
– Назад, убегай! Быстро! – произнес он сыну.
– А ты?!
– Я сказал! Беги назад! – злобно зарычал отец.
Мальчик отбежал метров на двадцать и остановился.
– Я без тебя не уйду!
– Что тебе было нужно от нас?! – спросил Вася, медленно пятясь.
Сзади вдалеке послышался звук двигателя. Ласкин на миг обернулся – из-за поворота показались фары легковой машины.
Вася вновь посмотрел на художника – тот наклонился и просунул руки под возможно уже мертвого человека, лежащего на животе. Будто тряпичную куклу, не весящую ничего, существо подняло тело. Оно держало мужчину, обхватив руками его грудную клетку подмышками. Голова прохожего безвольно свисла к левому плечу, изо рта вывалился язык, а с расколотого лба текла кровь и, казалось, не думала останавливаться. Ноги, теперь уже без сомнений, покойника, подкошенные в коленях, подвернутыми стопами лежали на асфальте. Руки висели вдоль тела, как веревки. Существо в пиджаке слегка перехватилось, чуть подкинув тело, и зафиксировало его так, чтоб ноги не касались тротуара. Сам палач весь перемазался кровью своей жертвы. Из окон домов высунулись жители.
– Ох! Батюшки! – раздался женский голос.
– Полицию кто-нибудь вызвал?! – спросил кто-то сверху.
– Я звоню! – раздалось из окна возле Ласкина.
– Ты что творишь, бес?! – крикнула женщина, – отпусти человека!
Полицейская Лада Веста пронеслась мимо Васи и Мишки и резко затормозила в десяти метрах от художника. Из салона авто с места водителя тут же выскочил Федя. Алёна вышла с места переднего пассажира. Пока из заднего ряда сидений вылезал Сергей Петрович, Федя уже успел прицелиться из пистолета в художника.