Я надеюсь на милость бога... А.А. Карзинкин как образец русского православного мецената

Федорец Анна Ильинична

Карзинкин любил и ценил живопись. Время от времени он покупал картины знаменитых мастеров, но не пытался составить коллекцию или учредить галерею, как, например, те же Третьяковы. Так, будучи в Петербурге, он приобрел на академической выставке большой этюд И.И.Шишкина с лесной чащей.

Не став «галеристом», Александр Андреевич получил ценный опыт, который ему очень и очень пригодится… впрочем, об этом — ниже.

Но более всего Александра Андреевича привлекал мир печатного слова.

Человек традиционной культуры, Карзинкин не представлял себе жизнь без основы основ — книги. В зрелые годы его духовная, религиозная книжность дополнилась книжностью светской, притом весьма высокого уровня. Знакомые называют Карзинкина любителем литературы, особенно стихов. Так, В.Н. Муромцева-Бунина пишет: «После обеда Ян (дружеское прозвище И.А.Бунина. —

А.Ф.) читал свои стихи. Александру Андреевичу понравился больше всего „Берег“, мне было приятно: мы сошлись во вкусах. Я всегда ценила его тонкое понимание стихов». Книги были настоящим увлечением Александра Андреевича. П.П.Муратов вспоминает: «Шкафы огромной библиотеки тянулись из комнаты в комнату. Карзинкин гордился тем, что у него была лучшая библиотека в России по истории Французской революции. Он собирался пожертвовать ее Московскому университету». Когда Павел Павлович спросил Карзинкина, что именно заставляет его интересоваться этой эпохой, то «со всегдашней скромностью своей он (Карзинкин. — А.Ф.) несколько смутился и как бы шепнул, по привычке своей, подняв палец и блеснув очками: „Страшное время, интересное время. Узнается человек-с“».

Карзинкин сам был крупным издателем просветительского направления. В дневнике И.А. Бунина от 20 декабря 1902 года содержится запись: «Карзинкин издал мои „Новые стихотворения“». А в 1914 году он стал соиздателем журнала «София». Кроме того, Александр Андреевич и сам регулярно вносил в науку солидный вклад. Его перу принадлежат книги и многочисленные статьи по нумизматике, а также работы, посвященные русским средневековым медалевидным знакам.

Наиболее ярким выражением тяги Карзинкина к художественной литературе стали «Среды» — журфиксы, объединявшие выдающихся деятелей русской культуры: литераторов И.А. Бунина, A.П..Чехова, М.Горького, А.И. Куприна, В.А.Гиляровского, Л.Н.Андреева, Н.Г.Гарина-Михайловского, И.С.Шмелева, а также художников А.М.Васнецова, И.И.Левитана, певца Ф.И.Шаляпина, композитора С.В.Рахманинова и многих других. Устроителем «Сред» был писатель Николай Дмитриевич Телешов — муж художницы Елены Андреевны, сестры Карзинкина. Детище Телешова, «Среды» проходили в его доме на протяжении многих лет — с 1899 по 1916 год. Сперва собирались на Валовой улице, после женитьбы Телешова и Елены Андреевны — в их доме на Чистых прудах. И, наконец, в особняке на Покровском бульваре, 18, который Александр Андреевич Карзинкин предоставил в распоряжение сестры и ее супруга. «Среды» были главным образом событием литературы. Проходили они сначала по вторникам, потом, как и следует из названия, по средам. Участники журфиксов читали и обсуждали написанные ими стихи, поэмы, рассказы, пьесы. Так, Максим Горький впервые прочел здесь свою пьесу «На дне». Здесь обсуждалось большинство рассказов Л.Н.Андреева, почти все рассказы и повести И.А.Бунина той поры. Из произведений писателей кружка впоследствии были составлены сборники «Знание», «Слово» и «Нижегородский сборник». Александр Андреевич Карзинкин не только предоставил помещение для собраний, но и сам принимал активное участие в обсуждениях.

«Среды» — далеко не единственное собрание людей культуры, в состав которого входил Александр Андреевич. С 1897 по 1908 год он состоял в совете Музея гигиены и санитарной техники. Кроме того, как человек разносторонних интересов, был в числе действительных членов Общества свободной эстетики. Существовавшее в 1907–1917 годах, общество это пыталось воплотить в жизнь витавшую тогда в воздухе идею о синтезе различных искусств, об одновременном «охвате» всех областей культуры — изобразительного искусства и литературы, архитектуры и музыки.

И, что гораздо важнее, Александр Андреевич Карзинкин был в 1904–1912 годах членом попечительского совета городской Художественной галереи имени братьев П.М. и С.М.Третьяковых, возглавлявшегося в этот период И.С. Остроуховым. Тут-то и пригодились Карзинкину знание живописи и умение разбираться в картинах, приобретенное им во время многочисленных визитов в отечественные и европейские галереи, да еще при покупке полотен современных живописцев. Через его руки прошло немало новых поступлений.

Карзинкин стал одним из тех представителей предпринимательского класса, которые стали в деловой среде живым воплощением высокой культуры. Благодаря какому-то врожденному аристократизму духа навыки и знания, приобретенные в изрядном возрасте, вошли ему в плоть и кровь, стали неотъемлемой

частью его личности. Им под стать были и другие душевные качества Александра Андреевича.

Карзинкин продолжил дело отца и стал успешным дельцом — умным, обладавшим замечательной деловой хваткой и большим кругозором. Он же, обретя новые знания и новый опыт, оказался в роли выдающегося мецената, помимо того, что всегда был добрым традиционным благотворителем. А для подобного счастливого сочетания нужны особые, недюжинные свойства души.

По воспоминаниям современников видно: Карзинкин — человек высокой нравственности.

Отличительной чертой Александра Андреевича была не только культурность, но и сердечная доброта и удивительная, шедшая из глубины души деликатность. О последней пишут многие его современники. Бережное отношение к окружающим; нежелание — неумение! — причинить сколько-нибудь серьезное неудобство другому человеку. Когда Вера Павловна Зилоти (супруга известного пианиста А.И.Зилоти, старшая дочь П.М. Третьякова, после его смерти хранитель семейного архива и добрая знакомая Карзинкина) серьезно болела, он не переставал навещать ее: «Милейший Карзинкин, которому я больше играть не могла, по-прежнему носил мне книжки: Платона, Спенсера и других философов». Карзинкин мог дружбы ради оставить занимаемый его семьей номер в роскошном заграничном отеле и переехать в более скромное пристанище.

Деликатность его, по-видимому, возникла из сочетания естественной доброты с глубокой религиозностью Александра Андреевича. Ярчайший пример — ситуация с московским журналом «София», соиздателем которого Карзинкин стал в 1914 году. Издание это затеяли известный книгоиздатель К.Ф.Некрасов и П.П.Муратов. Задачей его было изучение древнерусского искусства, иконописи в первую очередь. Как пишет Муратов, «Карзинкин пожелал нам помочь. Он предложил К.Ф.Некрасову быть соиздателем, поставив только одно условие: чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах имя его не было названо. Некрасов соблюл это условие». Этот поступок выдает в Карзинкине не просто любителя научных знаний, но хорошего христианина. На ум приходит цитата из Евангелия: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6,3). Александр Андреевич, несомненно, знал эти слова. И он стремился сверять свою жизнь с евангельскими истинами.

Многие ли современные благотворители откажутся от бронзовой таблички со своим именем у подножия какого-нибудь монумента на городской площади или от места в реестре спонсоров, помещаемом на титульном листе журнала?

Карзинкину было присуще совершенно особое отношение к миру. Он всегда видел окружающую реальность с лучшей стороны. Видел не то, каков мир есть, а то, каким он должен быть, — то, что Осталось в нем от Райского сада. В сколь бы тяжелых условиях ни находился Александр Андреевич, его глаза всюду обращались к тому, что красиво, гармонично, совершенно. И свою жизнь он старался строить под стать этому видению — красивой, совершенной и… наполненной. Ведь где есть полнота любви, там нет места пустоте, а значит — унынию, безнадежности, озлобленности. Там страсти не находят для себя плодородной почвы. Жизнь Карзинкина — это любимая и любящая семья, постоянные поездки с ней; это дорогой сердцу труд; это любование красотами природы, старинной архитектурой, душевными качествами людей. Карзинкин различал в жизни прежде всего черты творения Господня, дух Александра Андреевича обращался к лучшему, самому совершенному, что сохранилось в ней от бесконечно далеких дней Изначалья. Такой взгляд — один из величайших даров Божьих, какие может получить современный человек, умудренный многоразличными знаниями. Карзинкин — деятель, изощренный в делах коммерции, соприкоснувшийся со сложным миром отечественного интеллектуалитета, к тому же в пеструю эпоху Серебряного века. Но он при всем том… остался чист. Душа его осталась чиста, словно ей /[оставался время от времени глоток очищающей воды.

Тот же П.П. Муратов дает Александру Андреевичу превосходную характеристику, относя его к числу не просто хороших, но лучших людей из тех, которые встретились в жизни Павла Павловича: «Он был человеком редкой души в подлинном смысле этого слова. Не знаю ни в ком другом такого сочетания чувствительной деликатности, доброты, ласковости, скромности, благородства. Соединение в нем чистейших и драгоценнейших душевных качеств производило па меня и на других иной раз то гармоническое впечатление, которое заставляют испытывать художественные совершенства».