В каждых сутках есть такойСмутный и тревожный час.Громко говорю с тоской,Не раскрывши сонных глаз,И она стучит, как кровь,Как дыхание тепла,Как счастливая любовь,Рассудительна и зла.1916<?> 1917<?>, Царское Село
* * *
В городе райского ключаря,В городе мертвого царяМайские зори красны и желты,Церкви белы, высоки мосты.И в темном саду между старых липМачт корабельных слышится скрип.А за окошком моим река —Никто
не знает, как глубока.Вольно я выбрала дивный град,Жаркое солнце земных отрад,И все мне казалось, что в раюЯ песню последнюю пою.1916 <?> – 1917
* * *
Высокомерьем дух твой помрачен,И оттого ты не познаешь света.Ты говоришь, что вера наша – сонИ марево – столица эта.Ты говоришь – моя страна грешна,А я скажу – твоя страна безбожна.Пускай на нас еще лежит вина, —Все искупить и все исправить можно.Вокруг тебя – и воды, и цветы.Зачем же к нищей грешнице стучишься?Я знаю, чем так тяжко болен ты:Ты смерти ищешь и конца боишься.1 января 1917, Слепнево
Петербург. Летний сад. Невская ограда.
* * *
Там тень моя осталась и тоскует,В той светло-синей комнате живет,Гостей из города за полночь ждетИ образок эмалевый целует.И в доме не совсем благополучно:Огонь зажгут, а все-таки темно…Не оттого ль хозяйке новой скучно,Не оттого ль хозяин пьет виноИ слышит, как за тонкою стеноюПришедший гость беседует со мною?3 января 1917, Слепнево
* * *
А. Л(урье)
Да, я любила их, те сборища ночные, —На маленьком столе стаканы ледяные,Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,Камина красного тяжелый, зимний жар,Веселость едкую литературной шуткиИ друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.5 января 1917, Слепнево
* * *
Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,Смотрю взволнованно на темные палаты?Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,Уже судимая не по земным законам,Я, как преступница, еще влекусь туда,На место казни долгой и стыда.И вижу дивный град, и слышу голос милый,Как будто нет еще таинственной могилы,Где день и ночь, склонясь, в жары и холода,Должна я ожидать Последнего Суда.12 января 1917, Слепнево
* * *
Соблазна не было. Соблазн в тиши живет,Он постника томит, святителя гнететИ в полночь майскую над молодой черницейКричит истомно раненой орлицей.А сим распутникам, сим грешницам любезнымНеведомо объятье рук железных.Январь 1917
* * *
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,Что бывает любовь на земле.И от лености или со скукиВсе поверили, так и живут:Ждут свиданий, боятся разлукиИ любовные песни поют.Но иным открывается тайна,И почиет на них тишина…Я на это наткнулась случайноИ с тех пор всё как будто больна.Январь 1917, Петербург
* * *
Как площади эти обширны,Как гулки и круты мосты!Тяжелый, беззвездный и мирныйНад нами покров темноты.И мы, словно смертные люди,По свежему снегу идем.Не чудо ль, что нынче пробудемМы час предразлучный вдвоем?Безвольно слабеют колени,И кажется, нечем дышать…Ты – солнце моих песнопений,Ты – жизни моей благодать.Вот черные зданья качнутся,И на землю я упаду, —Теперь мне не страшно очнутьсяВ моем деревенском саду.Январь 1917, Петербург
Борис Анреп (крайний справа) с сослуживцами
* * *
По твердому гребню сугробаВ твой белый, таинственный дом,Такие притихшие оба,В молчании нежном идем.И слаще всех песен пропетыхМне этот исполненный сон,Качание веток задетыхИ шпор твоих легонький звон.Март 1917, Петербург
Марина Цветаева говорила, что это коротенькое стихотворение Анны Всея Руси – лучшее, что написано о любви, о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они взволнованы предчувствием любви. Не страсти или забавы, а «великой земной любви».
Очередь за хлебом на Невском пр. 1917 г.
«…Революция Керенского. Улицы Петрограда полны народа. Кое-где слышны редкие выстрелы. Железнодорожное сообщение остановлено. Я мало думаю про революцию. Одна мысль, одно желание: увидеться с А. А. Она в это время жила на квартире проф. Срезневского, известного психиатра, с женой которого она была очень дружна…
Я перешел Неву по льду, чтобы избежать баррикад около мостов… Добрел до дома Срезневского, звоню, дверь открывает А. А. «Как, вы? В такой день? Офицеров хватают на улицах». – «Я снял погоны».
Видимо, она была тронута, что я пришел. Мы прошли в ее комнату. Она прилегла на кушетку. Мы некоторое время говорили о значении происходящей революции. Она волновалась и говорила, что надо ждать больших перемен в жизни. «Будет то же самое, что было во Франции во время Великой революции, будет, может быть, хуже». – «Ну, перестанем говорить об этом».
Мы замолчали. Она опустила голову. «Мы больше не увидимся. Вы уедете». – «Я буду приезжать. Посмотрите: ваше кольцо». Я расстегнул тужурку и показал ее черное кольцо на цепочке вокруг моей шеи. А. А. тронула кольцо. «Это хорошо, оно вас спасет…»
С первым поездом я уехал в Англию».
Борис Васильевич Анреп, Из воспоминаний
* * *
Там я рада или не рада,Что иду с тобой с «Маскарада»,И куда мы с тобой дойдем.Но наверно вокруг тот самыйСтрашный город Пиковой дамы,С каждым шагом все дальше дом.Из чернового варианта «Поэма без героя»
Я с Б. Анрепом возвращалась с генеральной репетиции «Маскарада» (где Мейерхольд и Юрьев получили последние царские подарки), когда кавалерия лавой шла по Невскому (25 февраля 1917).
Анна Ахматова, Из «Записных книжек»
* * *
Мы не умеем прощаться, —Всё бродим плечо к плечу.Уже начинает смеркаться,Ты задумчив, а я молчу.В церковь войдем, увидимОтпеванье, крестины, брак,Не взглянув друг на друга, выйдем…Отчего всё у нас не так?Или сядем на снег примятыйНа кладбище, легко вздохнем,И ты палкой чертишь палаты,Где мы будем всегда вдвоем.Март 1917, Петербург