Я не ангел
Шрифт:
Свободной рукой я с усилием вытащила его руку, вложила в нее апельсин со свечой и попросила:
— Загадай желание.
Светик грустно посмотрел на меня, задул свечу и проговорил:
— Мое желание никогда не исполняется, в какое бы время я его ни загадывал — в Новый год или в день рождения. К сожалению, есть вещи, неподвластные ни мне, ни кому-то свыше.
— И что же такое удивительное ты загадываешь всякий раз? — Я задала этот вопрос скорее по инерции, чем на самом деле желая услышать ответ, потому что боялась его услышать. Боялась, что Светик заговорит о детях, а этого я сегодня уже не вынесу.
Но он
— Я прошу у бога, чтобы он подарил тебе хоть каплю любви ко мне. Одну каплю, один миг, один час — но настоящей, искренней любви. — Сказав это, Светик вернул мне апельсин и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Я еще посидела около него, чувствуя, как горит лицо, потом поднялась и вышла, выбросила апельсин в мусорное ведро в кухне и заперлась в кабинете. Ночевать сегодня мне тоже придется здесь — я просто физически не смогу вернуться в спальню и лечь под одно одеяло с обиженным и несчастным Светиком, который, оказывается, все прекрасно понимает. Меня смущало только одно: разве, женясь на мне, он не знал, что я не люблю его? Разве я хоть единожды дала ему какой-то намек? Нет, напротив — даже моя бабушка отговаривала его от женитьбы, мотивируя это моим несносным характером и тотальным бесчувствием.
— Она никого не любит, Святослав, — услышала я однажды разговор между бабушкой и будущим мужем, — поверьте, вы не станете исключением. У Вари просто нет органа, отвечающего за чувства. У нее вместо мозга — Конституция и Уголовный кодекс, а вместо сердца — кассовый аппарат. Поверьте, она моя внучка, я ее очень люблю, но я вижу, что Варя сделает вас несчастным.
В ответ на эту тираду Светик только усмехнулся:
— Тамара Борисовна, я сторонник теории, согласно которой при помощи любви и ласки, а также постоянного внимания и нежности можно приручить даже дикое животное. Так что же говорить об умном, интеллигентном человеке с воспитанием, подобным Вариному? Любовь можно развить так же, как развивают и вырабатывают вкус к хорошей музыке. Я уверен, что со временем она полюбит меня пусть не так же сильно, но в меру своих возможностей. У нас все будет хорошо.
— Нет у нее никаких возможностей, — вздохнула бабушка. — Я не могу запретить вам, Святослав, не могу отговорить, вы взрослый человек. Возможно, все будет именно так, как вы сказали. И я первая буду рада этому. Однако не обольщайтесь.
Бабушка оказалась совершенно права. Никакого чуда не произошло. Потому что женщина, которой однажды сделали больно, уже никогда никому не доверится. Только бедный Светик этого не знал.
Утром муж поднялся рано, как обычно, сварил кофе и овсянку, приготовил мне свежевыжатый сок из моркови и яблок, принес все это в кабинет, предварительно постучав и спросив, проснулась ли я. Как ни в чем не бывало. Мне порой начинало казаться, что Светик либо хороший актер, либо просто дурак: ну как можно делать вид, что ничего страшного не произошло, когда накануне жена забывает о твоем дне рождения? А ты встаешь, хотя тебе никуда не нужно, у тебя законный выходной после поездки, чистишь морковь и яблоки, варишь кашу, добавляешь в кофе специи… Зачем ему это? Или он действительно так меня любит? Не испытывая ответного чувства, я не особенно в это верила. Мама моя, еще когда жила здесь, в России, всякий раз закатывала глаза и произносила:
— Откуда у тебя этот ужасный,
Откуда-откуда… Хороший был учитель в свое время.
Светик опустил поднос на выдвижной валик кожаного дивана:
— Ты поела бы, Варюша, пока горячее.
— Да, спасибо, — я села, натянув одеяло до груди и поджав колени, — ты сегодня дома будешь?
— Да, хочу полежать с книжкой. Надо бы в театр, конечно, съездить, но как-то не тянет, сил нет.
— Как гастроли? — беря ложку, поинтересовалась я, понимая, что должна, просто обязана после вчерашнего об этом спросить.
— Аншлаги. Принимали хорошо, публика очень благодарная. Молодых много, как ни странно.
— Ну почему странно? Сейчас оркестровая музыка на подъеме — в нашу консерваторию с наскока и не попадешь, — заметила я, дуя на горячую кашу.
— Откуда ты-то об этом знаешь? — вдруг не сдержался Светик, и я от удивления чуть не подавилась овсянкой. — Когда ты в последний раз была в консерватории? Курсе на третьем? Ну, еще бы — там судебных процессов-то не показывают!
Я молча смотрела на так неожиданно взбрыкнувшего мужа в упор, не отводя взгляда, и Светик снова обмяк, сделался самим собой и забормотал:
— Варенька, прости меня… не знаю, что накатило… устал, видимо… Я не хотел тебя обидеть — когда тебе в самом деле в консерваторию ходить? Ты же столько работаешь…
— Ну, раз тебя так беспокоит мой культурный уровень, то сделай милость — купи на вечер билеты, и сходим, — холодно сказала я, отодвигая тарелку с кашей. — А то действительно позор: жена выдающегося дирижера, а в консерватории сто лет не была. Вдруг на каком-то приеме обнаружу полное незнание предмета, а? Краснеть ведь будешь!
Монолог этот был совершенно в моем стиле — вроде как согласилась, предложила вечер вместе провести, но при этом все равно нашла, за какое место укусить: Светик отлично знал, что моей эрудиции и заложенных бабушкой знаний вполне хватало на то, чтобы в его музыкальной тусовке не выглядеть человеком из другого мира. Светик намек понял сразу, вспыхнул до корней волос:
— Варя… не нужно, я же все понимаю!
— Нет, отчего же. Я, может, хочу.
— Но ведь ты балет больше любишь…
— Ну, так подсуетись, у тебя же есть связи?
Светик поднялся, забрал тарелку с остатками остывшей овсянки и вышел. Я допила сок и кофе, потянулась и бросила взгляд на большие напольные часы: была половина девятого, если я хотела поговорить с дядюшкой до выходных, то следовало поторопиться — в два часа дня мне нужно быть в суде.
В душе под упругими струями я пела. Слава богу, что ванная у нас в квартире расположена очень далеко от гостиной и кабинета Светика, иначе он сошел бы с ума — слухом я не обладала. Выйдя же из душа, я обнаружила в кухне сияющего Светика:
— Все, Варенька, в семь часов «Драгоценности» в Большом, партер, пятый ряд, места с краю, — объявил он тоном победителя.
Пришлось поцеловать супруга в щеку за проявленную смекалку и оборотистость: достать билеты на приличные места в Большой театр в день спектакля даже за большие деньги было непросто.
Дяде Вите я позвонила из машины, надеясь застать его врасплох и вырвать разрешение заехать. Офис его конторы располагался на Якиманской набережной, не особенно по дороге, но ничего, Сережа как-нибудь покрутится.