Я не боюсь
Шрифт:
Дрожащими руками я вытащил зажатую ногу. Сильная боль пульсировала в щиколотке.
– Знаешь, я ногу поранил, – прохрипел я. – Ты где?
– М-м-м-м!
Я сжал зубы, пополз на это мычание и наткнулся на него. Он лежал, заваленный хворостом. Я сбросил ветки и ощупал его. Тоже голый. Руки и ноги стянуты широким скотчем.
– Говорить не можешь? Подожди, я освобожу тебя. Будет немного больно.
Я сорвал скотч с его губ. Он не закричал, а начал глубоко глотать воздух.
– Ну, как ты?
Он не отвечал.
– Филиппо, как ты себя чувствуешь, ответь мне.
Он тяжело
– Тебе плохо?
Я дотронулся до его груди. Она очень быстро вздымалась и опадала.
– Сейчас мы уйдём отсюда. Уйдём. Подожди. – Я попытался освободить его руки и ноги. Стянуто туго. В конце концов зубами мне удалось слой за слоем сорвать скотч. Сначала с рук, затем с ног. – Ну вот и все. Пошли. – Я потянул его за руку. Но рука безжизненно обвисла. – Вставай, прошу тебя. Мы должны идти. Они уже едут сюда. – Я попытался поставить его на ноги, но он опадал, словно тряпичная кукла. В этом истощённом тельце не было ни капли сил. Он не был мёртв только потому, что продолжал дышать. – Я не смогу вытащить тебя из ямы. У меня болит нога. Я прошу тебя, Филиппо, помоги мне… – Я взял его за руку. – Давай вставай! – Я усадил его, но, как только отпустил, он опять свалился на землю. – Ну что мне делать! Ты что, не понимаешь? Тебя убьют, если ты останешься здесь! – Комок встал у меня в горле. – Умрёшь здесь, дурак, какой же ты дурак! Я пришёл сюда из-за тебя, я тебе обещал это, и я пришёл, а ты… а ты… – Меня затрясло от рыданий. – Ты… должен… встать… дурак… дурак… больше ты никто. – Я вновь и вновь пытался привести его в чувство, но он валился в золу с поникшей головой, словно дохлая курица. – Встань! Встань! – орал я и колотил его кулаками.
Я не знал, что мне делать. Я уселся у стены и упёрся лбом в колени.
– Ты же ещё не умер, понимаешь? – Я продолжал плакать. – И это вовсе не рай.
Неожиданно он прекратил тяжело дышать и что-то пробормотал.
Я приблизил ухо к его губам.
– Что ты сказал?
Он прошептал:
– У меня не получится.
Я замотал головой:
– То есть как не получится, ещё как получится!
– Нет, извини меня.
– Получится, конечно, получится.
Но он замолк. Я обнял его. Покрытые только грязью, мы дрожали от холода. Ничего нельзя было поделать. Не получится даже у меня. Я чувствовал смертельную усталость, не было никаких сил, боль продолжала терзать щиколотку. Я закрыл глаза, сердце потихоньку успокаивалось, и я, незаметно для себя, задремал.
Я открыл глаза.
Было темно. На мгновение мне почудилось, что я дома, в своей постели.
Затем я услышал лай собаки Меликетти. И голоса.
Они пришли.
Я рванул Филиппо за плечо:
– Филиппо! Филиппо, они идут. Они идут убивать тебя. Вставай!
Он вздохнул:
– Не могу.
– Можешь, я знаю. Спорим?
Я встал на колени и руками сдвинул его по земле между веток, не обращая внимания на боль в ноге. Мне надо было дотолкать его до дыры. Ветки царапали меня, но я продолжал толкать его, сжав зубы, к отверстию в камнях.
Голоса приближались. Яркий свет пробежал по верхушкам деревьев.
Я схватил его за руку.
– Сейчас ты должен встать на ноги. Ты должен сделать это.
Он закашлялся. Казалось, в груди у него перекатываются камни. Когда он наконец прекратил кашлять, то склонил голову и сказал:
– Без тебя я не уйду.
– Что?
– Без тебя я не уйду.
Я обнял его, словно несмышлёного ребёнка.
– Не говори глупостей. Я выберусь вслед за тобой.
Казалось, они уже рядом. Собака лаяла почти над нашими головами.
– Нет.
– Да! Ты сейчас пойдёшь, понял! – Если б я его не держал, он свалился бы наземь. Я обхватил его руками и подтолкнул к дыре: – Берись за верёвку, быстрее!
Я почувствовал, что стало легче. Он подтянулся. Этот дурак подтянулся на верёвке! Он был надо мной. Опираясь ногами на мои плечи.
– Сейчас я тебя подтолкну, а ты продолжай подтягиваться, хорошо? Не сдавайся.
Я увидел его голову в бледном свете отверстия.
– Ты уже у цели. Теперь вылезай и уходи от ямы.
Он попробовал. Я почувствовал, что из этого ничего не получится.
– Подожди. Я тебе помогу, – сказал я, беря его снизу под пятки. – Я толкну тебя. Подброшу. – Я упёрся ногами и, сжав зубы, изо всех сил пихнул его вверх, увидел, как он исчез, поглощённый дырой, и в то же мгновение почувствовал, как длинный гвоздь пронзил мне кость лодыжки до самого костного мозга, режущая боль горячей волной пропорола меня до самого паха, и я рухнул на землю.
– Микеле! Микеле! У меня получилось! Вылезай.
Меня рвало.
– Сейчас.
Я попытался подняться, но нога не слушалась меня. Лёжа я попытался дотянуться до верёвки, но мне не удалось.
Голоса были совсем рядом. Я слышал шаги.
– Микеле, выходи.
– Иду.
Голова у меня кружилась, мне удалось встать на колени. Но подтянуться не было сил. Я крикнул:
– Филиппо, беги отсюда!
Он заглянул в яму:
– Вылезай!
– Не получается. Нога. Убегай!
Он отрицательно покачал головой:
– Нет. Без тебя – нет.
Свет за его спиной стал ярче.
– Беги, они уже рядом. Беги!
– Нет.
– Ты должен уйти отсюда. Я тебя прошу! Уходи!
– Нет.
Я заорал во всё горло:
– Уходи! Уходи! Если не уйдёшь, они убьют тебя, ты можешь это понять?!
И я заплакал.
– Уходи. Уходи скорее. Я тебя прошу, я тебя умоляю. Уходи… и не останавливайся. Нигде не останавливайся. Нигде и никогда… и спрячься! – Я упал на дно ямы.
– Я не могу, – ответил он. – Я боюсь.
– Нет, ты не боишься. Не боишься. Тебе нечего бояться. Иди и спрячься.
Наконец он закивал и исчез.
Сидя я всё ещё старался поймать в темноте конец верёвки, касался её пальцами и вновь терял. Пробовал ещё и ещё, но верёвка была слишком высоко.
Сквозь отверстие я увидел папу. В одной руке у него был пистолет, в другой электрический фонарь.
Он проиграл.
Как всегда.
Луч упал на меня. Я закрыл глаза.
– Папа, это я, Микеле…
Затем стало светло.
Я открыл глаза.