Я не ее копия
Шрифт:
— Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя, правда, родной?
Коля озадаченно улыбается.
— Люблю тебя сильнее, — привычно отвечает на моё признание, а моё сердце кровоточит.
Я дрянь. Низкая, гадкая, подлая. Я не могу обидеть его, не могу, не хочу и не буду.
— Я люблю тебя, — говорю упрямо, уверенно и притягиваю его для поцелуя. Родного. Спокойного. Любящего. Не порочного. Не запретного.
Чёрт, как же я могла так с ним поступить!
— Я люблю тебя, и я…
Мои слова прерывает дикий вой несущегося по улице в нашем направлении мотоцикла. Я не успеваю даже заметить
Коля вдруг кричит:
— Василиса, осторожно! — и резко толкает меня в сторону стены дома.
Я слышу визг тормозов, затем ударяюсь затылком о кирпичную стену и проваливаюсь в небытие…
Медленно открываю глаза. В уши словно вода попала и дико шумит.
— Она пришла в себя, — слышу голос где-то очень далеко, при том, что расплывчатое пятно человеческой формы совсем рядом.
— Девушка, как вас зовут?
— Дронова Василиса Вадимовна, — отвечаю осипшим голосом, прикрывая глаза от яркого света.
— Не отключайтесь, оставайтесь со мной. Вы в машине скорой помощи.
Вот откуда мерное покачивание и ощущение что я плыву в пространстве. Только что я в ней делаю?
— Кто ваш контакт, к которому можно обращаться, если с вами что-то случится?
— Мой муж Коля, — отвечаю сонным, заплетающимся голосом.
Вдруг слышу, как звонит мобильный мужа и как сдавленно ругается мужской голос.
— Есть кто-то ещё? Василиса, не отключайтесь. Есть кто-то ещё, кому можно позвонить?
Я теряюсь. Чем их не устраивает мой медведь?
А губы сами вдруг выдают:
— Лёша.
— Лёша, — повторяет мужчина и бубнит, — Л, Лёша, нет здесь никакого Лёши, нужно конкретнее.
— Шагаев Алексей Викторович, — хриплю из последних сил его имя.
— Шагаев, так, есть такой.
Мои глаза тяжелеют, и я слышу совсем тихо, как в отголосках сознания, мужской голос.
— Алексей Викторович? Скорая помощь, я звоню по поводу Василисы Вадимовны Дроновой.
Произошел несчастный случай…
И тут совершенно отчетливо слышу женский голос слишком отчётливо и близко.
— Мы теряем её.
После этой фразы я окончательно теряю сознание, отключаясь.
26 глава
Алексей
Едва не кубарем скатываюсь со ступенек. Пятый этаж такая мелочь, когда тебе под шкуру залили раскалённое железо и оно жжет тебя как безумное, причиняя дичайшую боль. Какого черта я к ней полез? Сто пытался доказать? То, что я ей ещё не безразличен? Но на кой черт? Кому от этого станет легче? И что за ураган сейчас бушует во мне и накаляет до предела каждый миллиметр нервных окончаний?
Шагаев, ты рехнулся, прикоснувшись к чужой жене. Они счастливы и точка. Тебя это устраивало. Ты решил начать жизнь с чистого листа. Тебя все устраивает. Это что нахер было? Почему ее дерзкие слова словно запускают во мне что-то низменное, неконтролируемое. Почему перед глазами та наша ночь, и она, юная и податливая? Неопытная, но горячая, страстная. Она растворяется во мне, отдается без остатка и просит любить ее сильнее и жарче. И я врывался в нее до упора, до боли сжимал ее тело ручищами и брал, брал и брал. А потом взрывался и боялся сделать
Только что я мог дать этой девочке? Влюбленность проходит. И у нее пройдет. Я тогда так решил. Всего полгода она знала меня. И это маленький срок. Я не верил, что влюбленность у несмышленой девчонки успела укорениться настолько, что сердце готово разорваться на куски и больше не стучать.
Я любил Инну подростковой любовь, до скрипа в зубах, до сумасшествия. Первое чувство в четырнадцать. Разве так бывает? Я не верил в это, но когда я смотрел каждый день на нее, такую горячую, веселую, смелую, то понимал, что хочу её себе навсегда. Инна никогда лишнего не позволяла. Все изменилось в тот год, когда мне стукнуло семнадцать. Она по-другому смотрела на меня. Все на грани. Прикосновения, флирт, легкомысленные поцелуи. А потом обещание все изменить, но позже. Я верил, но был слеп. Друзья говорили, что она встречается со старшими парнями. Один даже хвалился тем, что она ему отлично отсасывала. Я впервые применил свои способности в драке. Не зря же много времени проводит в спортзале с пацанами и тренировал тело, чтобы казаться старше.
К черту. Пять долгих лет я во что-то верил, а потом серые будни и неверие. Она жена другого, она беременна. И теперь в моих руках девчонка, которая влетал в мою жизнь, как вихрь, которого я бы хотел не знать. Она самовольно решила, что хочет меня, что я ей нужен. Сама себя наказала. И мне очень жаль. Я не стал ее обманывать. Я был честен. Я поверил в то, что она излечилась. Ведь излечилась же? Я не верю, что можно жить с кем-то долго и счастливо без любви, без уважения. Она смогла побороть подростковую влюбленность, и я видел, что она счастлива.
Теперь что не так, козлина, ты конченая? Такие слова я впервые применял к себе. Я прикоснулся к самому сокровенному, туда, куда не должен был. И я дико ошалел, почувствовал горячее лоно, которое отозвалось спазмами и обильной влагой. Я искренне сожалею, что опять воскресил то, что давно похоронено.
Она хотела меня. Она была готова принять меня на том долбанном чужом кухонном столе. Ещё несколько мгновений, и я бы долбил ее до умопомрачения, кусал ее губы и оставлял свои метки на ее теле.
К лучшему, что остановила. Что очнулась. Я тоже предатель. У меня прекрасная чистая и любимая девочка. Она настолько прелестная, что я вою, когда вижу ее. А теперь что? Я словно очнулся и понял, что то, что чувствую к Василисе, не банальная похоть. Это… К черту! Все будет так, как было до моего прихода к ней. Я сам активировал бомбу, которая десятки лет пролежала в сырой земле. Она сдетонировала от малейшего дуновения ветерка.
Я вновь пил. Дома. Сам. На кухне. Я не отвечал на звонки, я не реагировал на попытки Ольги вновь приехать ко мне. Она присылала смс, в которых извинилась. Я понимаю, что рыдала. Она поняла, что на эмоциях сболтнула лишнего. О да, моя девочка, ты даже не можешь себе представить, во что я вляпался.