Я (не)твоя собственность

Борзакова Надежда Марковна

– Свет, - мужчина склонился ко мне.

Нерешительно протянул руку, но не решился прикоснуться.

– Ты как?

Как я. Все еще одурманенный обзеболивающим мозг стал сканировать организм. Плечо побаливало, но не так, как днем. Как-то тупо, вяло и вполне терпимо…

– У нас с тобой почти симетричные ранения, - выдала, едва ворочая языком. – Твое слева, мое справа…

Показалось, что на лице мужчины мелькнула улыбка. Во тьме, нарушаемой лишь светом фонарей за окном было особо не разглядеть. Но так даже лучше. Я вдруг поняла, что не в силах сейчас смотреть

в лицо мужчины, встретиться с ним взглядом. Вся решимость рассказать о сделанных выводах, вся уверенность в собственной правоте исчезла. Я показалась себе полнейшей идиоткой, напридумывавшей невесть что. Макс просил Кирилла соврать мне, так? Вот он и соврал. Что именно, не важно. Что до машины… Откуда мне знать…

– Макс, я следователю ничего не сказала.

– Почему?

– Не веришь мне?

Холодные пальцы Макса сжали мои.

– Прости меня, - в хриплом, словно сорванном голосе было столько горечи и боли, что на мои глаза навернулись слезы. – Прости, пожалуйста!

Он сполз с кресла на пол. Стал на колени и прижался лицом к моей руке. Я почувствовала влагу. Мое сердце было готово разорваться.

– Макс…

– Прости-и-и! – одержимо шептал, покрывая поцелуями мою руку, - Я люблю тебя! Люблю, Света.

Мне не было больно, когда я поднималась с подушек. Не было, когда я поднимала правую руку, чтоб прикоснуться к нему. Точнее было… Просто нереально больно, до агонии. Вот только боль эта была не от раны. Не от физической. Но от той, что была в душе. Не заживала долгие-долгие годы. В моей и его.

– Макс, послушай, - я обхватила его лицо ладонями.

Слушать он не хотел. Потянулся ко мне, нашел губы и с хриплым стоном приник к ним так, как измученный жаждой путник к прохладному и чистому источнику. Его губы были солеными, на щеках влажные дорожки от слез. Я стирала их большими пальцами, лаская кожу.

Макс опустил меня на подушки, навис сверху, опираясь на локти. Гладил, сминал мое тело, куда мог дотянуться. Жадно, алчно и в то же время трепетно, боясь причинить боль. Наверное, мне должно бы быть больно. Как иначе, ведь я лихорадочно водила руками по его телу, забиралась под футболку к коже. Сходила с ума от желания как можно полнее ощутить его. Прикоснуться к каждой клеточке его тела.

Но больно не было. Вообще.

– Надо остановиться, - задыхаясь, прохрипел Макс.

– Не надо, - я нашла пуговицу на его джинсах и расстегнула ее и до предела натянувшуюся ширинку, - Я хочу тебя.

Макс глухо зарычал. Дернул вниз джинсы и боксеры, высвобождая колом стоящий член. Задрал на мне медицинскую рубашку… Хорошо, что под ней ничего… Я ненавидела каждый клочок ткани, каждый миллиметр между нашими телами.

Макс развел мне бедра, прошелся руками по их внутренней стороне и по коже рассыпались мурашки. Весь жар собрался внизу живота. Между ног нестерпимо ныло от желания.

Обхватив рукой твердый, как камень, член, я провела по нему вверх-вниз, обнажая и накрывая головку. Пальцы мужчины тем временем скользнули к моим губкам. Прошлись по ним, размазывая влагу, нашли набухший клитор и стали водить по нему круговыми движениями.

Проникали внутрь, заставляя дрожать от удовольствия.

Мы оба медлили. Живя сейчас только друг-другом боялись, что потом, после, весь остальной мир, исчезнувший для нас сейчас, вновь напомнит о себе. Разрушит, отнимет…

Губы мужчины накрывали твердые горошинки сосков, через ткань рубашки, срывая с моих губ стоны, а пальцы не переставали ласкать изнывающую плоть. Член в моей руке пульсировал, обжигая ладонь своим жаром.

В какой-то момент Макс не выдержал. Навалившись всем телом, вошел в меня, заставляя теряться в блаженстве.

Всего несколько толчков заставили меня задрожать от разрядки. Показалось, что я увидела как в небе вспыхивают звезды.

***

Взмокшие, мы лежали переплетшись телами на смятых простынях. Макс рассеянно гладил мои волосы, касался губами макушки. Моя рука лежала на его груди и я чувствовала гулкие удары сердца. Нежилась в тепле, без которого замерзала все эти долгие-долгие, как вечность, годы.

Молчали. Словно оба боялись словами нарушить укрывшую нас от всего и всех тишину. Неправильными, неуместными словами о том, что не имело значения. Потому, что всем ветрам назло мы снова были вместе.

Рассветные лучи коснулись моего лица. Открыв глаза я увидела, что лежу на груди у Макса. А он не спал. Смотрел на меня. Так, словно пытался запечатлеть в памяти каждый миллиметр моего лица, волос.

Подняв руку, я провела ладонью по его щеке. Густая щетина защекотала кожу. Макс прикрыл глаза, прижимаясь крепче.

– Не спал…

– Любовался, - он улыбнулся краешком губ.

– Макс…

Начала было и запнулась. Ночь заканчивалась. В темноте теперь не спрятаться…

Макс откинулся на подушки, устремил взгляд в потолок. Его лицо ожесточилось, на скулах заиграли желваки.

– Прости, что тогда так уехал, - выдавил после долгой паузы, - между нами всегда было…

– Не ври, Макс.

Он дернулся, посмотрел на меня каким-то нечитабельным взглядом. А я…

– Я слышала ваш разговор с Кириллом в доме. Знаю, что ты сидел.

Макс тихо выругался. Машинально крепче прижал меня к себе. От этого заныла рана.

– Это же Славецкий тебя подставил, верно? Не смотри так, Макс… Если б ты был в чем-то замешан, отец бы мой знал. И костьми бы лет, но не дал бы нам встречаться. А он не знал. И зла тебе желать, кроме Славецкого некому…

Внутри все сжалось. Нервная дрожь пробрала тело и боль усилилась.

– Я права? – в носу защипало.

Макс отвернулся. Зажмурился.

– Я права, - к горлу подкатил комок. – А отец мой либо в этом тоже замешан, ведь ему были невыгодны наши отношения, либо просто об этом знал. В принципе это одно и то же.

Доставать пулю это очень больно. Но, если ее оставить в теле, то рана заразится и человек умрет. С правдой еще хуже. Если ее не говорить, то останешься жив с вечно гниющей раной внутри.

– Я не знала, Макс, - голос подвел.

У него включился телефон. Макс сел на койке, свесив ноги на пол. Машинально приложил ладонь к раненному плечу.