Я ненавижу оборотней
Шрифт:
Все, меня уже расплющило?
Наверное, чтобы из головы вылетели дурные мысли, клетку снова тряхнуло.
Непорядок какой-то! Что-то слишком долго мы с ней падаем… И вокруг подозрительно тихо… Я осторожно приоткрыла один глаз.
— Мамочка… — на этот раз произнесла вслух.
Волки застыли, с жадностью наблюдая за происходящим. Лан… он стоял в том самом месте, где некоторое время назад начался бой. В человеческом, хоть и изрядно потрепанном, облике. Губу он прокусил сам, из разбитого носа тонкой струйкой сочилась кровь. Оценить
Все внимание было приковано к его рукам. Красивые кисти окутывало облачко тумана, точно такого, как у бабки, только белого. Парень неотрывно смотрел на клетку, а та все падала… вверх.
Опять треск, еще раз тряхнуло, где-то над головой блеснула новая вспышка. Страшная смерть отменяется?
Среди гор пронесся слаженный вздох. Видимо, да.
Дрожа всем телом и чуть слышно подвывая, я сползла на пол. Разжать одеревеневшие ладони не получилось, и на толстых прутьях из светлого дерева остались кровавые следы. Плевать! Я буду жить!
— Джая!
Лан стряхнул с пальцев клочья тумана и бросился ко мне.
Перед глазами плыло.
ГЛАВА 9
— Я убью тебя, — тихо и как-то опустошенно сказал Ланхольт.
— Но ведь сработало! — рассмеялась его бабка. — Не знаю, кто для тебя эта маленькая человечка, но я все верно рассчитала. Твой дар «включился» ради нее!
Шагах в десяти шумно вздохнули.
— Это ты должна была сидеть в той клетке, — прохрипел Лан.
— Ради меня ты бы и пальцем не пошевелил, — немного ревниво заметила старуха. — О порывах души вообще молчу.
Как раз в этот момент я поняла, что жутко замерзла и вообще лежу на холодных камнях. Нет, они точно садисты мохнатые!
Пришлось открыть глаза, чтобы все проконтролировать.
Взгляд тут же заметался по сторонам, подмечая детали. Итак! Клетка висела на том же месте, только теперь из нее были выломаны некоторые прутья. Я чуть повернула голову… Оборотни продолжали стоять полукругом. В центре — измученный Лан и гьета, сжимающая в руке небольшой жезл.
На меня никто не смотрел.
— Остался последний штрих, — пробормотала Митрианна. — Финальная точка.
И она подошла к ближайшему мужчине с факелом и сунула конец жезла прямо в огонь. Во мне шевельнулись нехорошие подозрения, но из-за недостатка сил так и не оформились в конкретную мысль.
Лан начал расстегивать рубашку.
Когда она упала к его ногам, старая дама удовлетворенно хмыкнула:
— Скрываешь шрамы?
— Оно само так получается, — буркнул блондин.
Гьета повела свободной рукой, слегка перебирая изящными пальчиками, и обнаженную спину разноглазого окутал его же белесый туман. Он стремительно таял, обвисая клочьями, а потом исчез совсем. И мои глаза расширились от ужаса и изумления.
Вся спина Ланхольта была изрезана кривыми белыми рубцами. Они начинались на плечах и терялись под ремнем джинсов. По стае пробежал ропоток.
А я… будь у меня чуть больше сил, разозлилась бы. Зачем она ворошит болезненное прошлое? Хочет ужалить побольнее? Унизить перед всеми?
В общем, я безмолвно негодовала не в силах подняться, а жуткая старуха тем временем перешла от пыток моральных к пыткам физическим. Наконечник жезла слабо мерцал оранжевым цветом, когда она отняла его от огня. Оборотень, который держал факел, чуть заметно поклонился.
Блестящий символ я не разобрала, ракурс был неподходящий.
Митрианна подошла к Лану и без предупреждения прижала жезл к его плечу. Тот сильно дернулся и свистяще вздохнул, но не издал ни звука. Только зубы стиснул так, что лицо закаменело.
Раздалось шипение, и в воздухе послышался противный запах. Или это снова мой нос? Пахло паленой плотью.
— Лан… — сорвался с губ слабый всхлип, прежде чем перед глазами все расплылось, и я провалилась в полузабытье.
На этот раз темнота не была глухой. Мне снились сны. Красочные и наполненные приятной дрожью.
Сначала меня несли куда-то на руках. Замерзшее ухо прижималось к чьей-то теплой груди, и, кажется, я улыбалась. А его сильно шатало, и раза два мы чуть не навернулись.
Ничего, пронесло.
Потом комната… Здесь было тепло, и где-то совсем рядом трещал огонь, но дрожь все не уходила. И зубы громко стучали. Меня поили чем-то горячим и сладковатым. Когда и это не помогло, по телу заскользили большие ладони, растирая, прогоняя забившийся под кожу холод… лишая одежды. Оставалось только порадоваться, что я вроде как без сознания, и вообще это все бред! Иначе не знала бы, куда деться от смущения.
Раздев, меня положили на что-то мягкое. Я повозилась и перекатилась на бок. Да, вот так хорошо… К спине прижалось что-то большое и пушистое. Оно было горячее, как печка, и дышало. Рядом с ним было хорошо и спокойно, и страхи прошли без следа. Шею согревало дыхание… приятно… и щекотно.
По виску прошелся влажный язык, и я хихикнула. Нет, правда щекотно!
Короткий провал…
Но сильнее всего меня смутил тот сон, что приснился под утро.
Лан, теперь в человеческом облике, обнаженный по пояс лежал на животе. Я лежала на нем. Из одежды — на нем джинсы, а на мне — тонкая мужская рубашка, еле-еле прикрывающая попу.
Большая кровать, даже с пологом, словно в романах о старине, и мы двое. Слабым источником света служил почти потухший камин. Я чувствовала каждую линию его тела, как дышит прерывисто и глубоко, как подрагивают от уходящего напряжения мышцы.
Оборотень лежал спокойно, стараясь не шевелиться лишний раз. А я старалась не думать, какую нечеловеческую боль ему должно было доставлять алевшее на плече клеймо.
«В».
Вожак.
Их не бывает бывших. Разве что посмертно.