Я – никто. Автобиография легендарного тренера
Шрифт:
Иногда я переливаю свои слова в свинец и этим свинцом своих воспитанниц расстреливаю.
Моя первая олимпийская чемпионка Юлия Барсукова на вопрос: «А Ирина Александровна на вас кричит?» – ответила: «Да, кричит. Если выпросишь».
Одна за сутки на килограмм поправилась. Захожу в ее комнату – банка «Нутеллы» пустая стоит. Банку она взяла и сожрала. Говорю: «Бери билет, освобождай территорию. Твое место на дискотеке!»
Я не люблю слез и знаю, что слезы человека унижают, расслабляют, выбивают из колеи. Очень трудно вернуться к исходному состоянию, если ты расплакалась, разрыдалась, тем более разыстерилась. Слезы допустимы только на пьедестале, когда поднимается флаг и звучит гимн. В остальных случаях это
Маргарита Мамун:
На тренировке перед первым моим чемпионатом Европы я не могла сделать ленту. С девяти утра работала. Мяч, обруч и булавы – нормально, четвертый вид – лента – никак не идет. Там, ближе к концу упражнения, был бросок, который требовал большой силы, а меня в лучшем случае хватало только до середины. Но не буду же говорить, что устала. Отвернусь, слезинку пущу и снова пытаюсь сделать.
Ирина Александровна понимала, что кошмар, что восемь вечера уже, но стояла на своем: «Или делаешь, или на чемпионат не едешь». Я не обедала, не полдничала, не ужинала. Врачи подносили витаминки всякие разные. В итоге сделала. «Видишь, – говорит, – получилось. А думала, что не можешь».
Яна Кудрявцева:
История, когда Ирина Александровна на меня и Риту Мамун кричала очень сильно, была на чемпионате мира в Киеве, в 2013 году. Женя Канаева с Дарьей Дмитриевой закончили выступать, поехали мы, новое поколение.
Вроде нормально все шло, ковер опробовали [2] , тренировались. Ирина Александровна не паниковала, хотя представляю, какое у нее в душе неспокойствие было. Справимся мы – не справимся, подведем – не подведем.
Пригласила на завтрак. Ели сырники. Она такая добрая-предобрая, говорит: «Как приятно, когда дети худенькие кушают. Я вам никогда ничего не скажу, потому что проблем с весом у вас нет».
Вечером начали выступать и как-то не суперхорошо выступали. Ирина Александровна орала так, что волонтеры разбежались. Вообще все люди разбежались. А утром говорила: «Ешьте-ешьте, мои худенькие девочки».
На следующем чемпионате на рыбу пригласила. Мы отказались сразу. Испытывала, наверное, нас.
2
Опробование – тестирование ковра до начала соревнований.
Люди, которые хотят быть настоящими, должны чем-то жертвовать. Жертва дает возможность понять, что ты сильный, ты можешь, у тебя получится. Чтобы быть в когорте тех, на кого равняются, надо много трудиться, а значит, преодолевать себя. Преодолевать даже тогда, когда голос внутри говорит: «Преодолеешь, конечно, но зачем же прямо сейчас?»
Яна Кудрявцева:
Своей энергетикой Ирина Александровна воздействует на само пространство и на всех, кто в этом пространстве находится. Когда в зал входит женщина, скидывает шубу, за ней шубу кто-то из сопровождающих подбирает, это, согласитесь, впечатляет.
Таков ее статус. И у меня была суперответственность – работать с таким человеком.
Помню, как первый раз оказалась в Новогорске, как тряслись мои ноги, и прям страх какой-то вселяла эта женщина своей легендарностью. Со всеми так было. Соврут, если скажут, что по-другому.
Дина Аверина:
В зале никого: зима, декабрь и грипп какой-то. Все заболели. А мы с Аришей только приехали в Новогорск. Ирина Александровна входит, видит, что ни души больше нет, говорит: «Ну, давайте буду вас тренировать». Мы обрадовались: «Вау, круто!» Смотрели дома видео, как она это делает, мечтали, что окажемся у нее.
Арина Аверина:
Первое время я очень боялась. Двигалась в тысячу раз быстрее, когда Ирина Александровна приходила. На самом дальнем ковре занималась, лишь бы она не увидела меня. Даже музыку не включала. Мало ли услышит, повернется в мою сторону, заметит ошибку и выгонит.
Марина Николаева:
У Винер надо много трудиться и, что бы ни происходило, оставаться в зале до конца. Она предупреждает: «Если выгоняю, сержусь, говорю: “Вон из зала!”, ты не должна это буквально понимать. Отойди в уголочек и продолжай работать».
Маргарита Мамун:
В четырнадцать лет я приехала в Новогорск. Знала, что Винер строгая очень, переживала.
Когда она в зал вошла, ощущение было такое, что, трудно сравнение подобрать, будто ледяная королева явилась. Все затихли. Я тренировалась в сторонке. Она посмотрела, сказала: «Красивая. И прыгаешь хорошо». Улыбнулась, расположила к себе.
Образ ледяной королевы Ирина Александровна создает для всех, но для нас она покровительница, которой мы доверяем, которая приручила нас.
3
Любовь к спорту привил мне отец. Через нелюбовь. Стойки, шпагаты и мостики давались мне со слезами. В детстве я часто болела. Простуды, ангины. Отец принялся закаливать меня. Приучил к обливаниям, обтираниям. Выгонял на снег, к ужасу бабушки и дедушки. Из больного ребенка сделал здорового.
Папа родился на Украине, в Кривом Роге, в простой семье. Его мать вышла замуж во второй раз и отправила сына к своим родителям в Полтаву. Папу вырастил дед. Крепкий, очень своеобразный мужик: еврей, а кушал сало, не был религиозным.
Папа занимался спортивной гимнастикой и рисованием. С началом Великой Отечественной войны ушел на фронт.
У него было две раны на левой руке. Эти раны не заживали. Он не любил вспоминать войну, но рассказывал мне, как три дня их часть форсировала Днепр в районе Киева. У них был только сахар, и все три дня они питались этим сахаром и пили воду из реки. Потом его ранило.
Мама встретила папу, когда он был на лечении в госпитале в Самарканде. Познакомились на танцах в Доме офицеров. Папа вызвался проводить и весь путь до маминого дома пел – арии из репертуара Карузо. Голос был сильный, мама влюбилась.
После знакомства отец отправился учиться в Ленинград, в Академию художеств. Ни письма, никакой весточки не присылал. В Ленинграде жили мамины тетки, он с ними общался. От них стало известно, что папа куда-то поехал. Зашел перед отъездом, объявил: «Мне здесь преподавателей нет». У него было свое видение искусства.
Мама стала разыскивать его с помощью нашего родственника-генерала. Генерал говорил: «Прекрасные офицеры у меня! Я тебе таких женихов дам!» Мама была красивая, могла выбирать, но каждый раз отвечала: «Нет!» Мамочка моя! Если любит, то навсегда! Если ненавидит, тоже навсегда. Генерал дал задание, и скоро в вагон поезда, в котором ехал отец, вошел военный: «Винер есть?!» Отец испугался, время было не самое лучшее. Его сняли с поезда и доставили в Самарканд.
Поженились мама и папа в сорок шестом. Их первый ребенок, сын, умер при родах. Еще через год родилась я, а через одиннадцать лет – мой брат Борис.
Когда мне было три месяца, папа решил переехать в Ташкент, столицу Узбекистана. Хотел в Москву, но мама работала и без помощи своих родителей обойтись не могла. Оставлять меня приходилось чуть ли не на весь день.
В Ташкенте папа купил старенький домик. Лет десять мы прожили в нем, ждали, пока художникам дадут участки земли. Дождались и начали строить дом с мастерской. Папа считал, что художник без мастерской – не художник.