Я обязательно спасу Тот
Шрифт:
Я опускаю взгляд на картонку и покорно киваю.
– Да.
– подаю голос я.
– Позвоню. Спасибо.
Магнус поднимается с места и, коротко взглянув на меня, обаятельно улыбается.
– Я передам Ребекке привет.
– Не нужно.
– Я всё равно передам. Она наверняка волнуется.
Я неопределенно пожимаю плечами, мол кто знает.
– Еще встретимся, Бруклин.
Магнус уходит, а мне остается только вспоминать, представлялась ли я, или он знал обо мне раньше.
Ребекка. Одно время наше общение с Ребеккой ограничивалось сообщениями и
Мне всегда не хватало её присутствия в своей жизни, а ей было хорошо и без меня. Мне нужно было почувствовать себя нужной, а не "подругой", которой можно написать, когда тебе плохо. Я не понимала нашей дружбы, но мне всегда хотелось сказать Ребекке, что если бы она приложила хоть немного усилий и желания, мы стали бы довольно близкими друг для друга. Действительно близкими, а не "близкими друзьями по переписке".
Ребекка, к сожалению, стеснялась наших отношений, хотя всячески это отрицала. Она стеснялась привязанности, стеснялась, возможно, и того, что общается с кем-то вроде меня, хотела показать всем и вся, что общается она только избранными, но никому, что этот самый "избранный" - странная девочка из параллели.
У неё был (скорее всего и остался) жуткий скандальный характер, но ко мне она всегда относилась с определенным трепетом, возможно даже по-своему ценила, но я поняла одну простую вещь: нужно избегать привязанности к человеку, который легкомысленно относится к cамому понятию дружбы. Такие друзья не нужны. Настоящие же друзья готовы потерпеть неудобства и лишний раз написать или встретиться.
Даже не подозревая об этом, она меня отталкивала. Затем всё снова становилось чудесно, мы писали друг-другу по десять сообщений в минуту, созванивались и болтали обо всём и всех, но приходило время и она начинала делать вид, будто мы едва знакомы. В такие моменты Мел была моим единственным слушателем, но именно она была и есть одним моим настоящим другом.
Наше общение с Ребеккой редко приносило мне положительные эмоции в силу того, что она была вечно чем-то или кем-то занята, а я почему-то злилась. Почему? Не знаю. Просто злилась и всё, хотя понимала, насколько это неправильно.
Спустя какое-то время я подостыла и мне стало плевать. Я просто отвечала на сообщения, просто здоровалась, когда мы сталкивались в школе, и не чувствовала какой-то минимальной радости, когда мы наконец выбирались погулять. Она не стала чужой, но и перестала быть человеком, которому хотелось бы довериться. Но я всегда знала, что ей и этого достаточно.
Это что, дружба 21 века? Электронная дружба, которая измеряется мозолями на больших пальцах, а не светлыми воспоминаниями и пережитыми эмоциями. Да, так я думала довольно долго, пока однажды я не позвала её к себе и не призналась, что стала подрывателем. Тогда я в первый раз увидела действительно злую, а может и испуганную Ребекку Кэрролл, и поняла, что вот и пришел конец нашей "электронной" дружбе.
– Ты что, - тогда сказала она.
– В самом деле... Брук, ты, мать твою, совсем ебнулась?!
Тогда я с улыбкой пожала плечами, а напряжение в комнате стало еще более плотным, таким, будто его можно было увидеть и потрогать.
– Кто тебя на это подбил?
– со старательно-равнодушным видом спросила она, но, заглянув ей в глаза, я сразу поняла, что она из последних сил скрывает охватывающее её бешенство.
– Кто?
– Никто меня на это не подбивал.
– сказала я.
– У меня своя голова на плечах и только я в ответе за свои решения.
На секунду мне показалось, что Ребекка прямо сейчас вскочит с места, ебнет меня по голове чем-нибудь тяжелым и просто уйдет, оставив "жертву" корчиться на полу от боли. Но этого не произошло. Она просто приподняла подбородок, сузила глаза и скривила губы. Так она молчала еще пару минут, прежде чем у меня лопнуло терпение:
– Ребекка!
– протянула я, дернув её за очередной пестрый шарф, обмотанный вокруг длинной шеи.
– Ре-бе...
– Заеби или я сломаю тебе нос.
– вкрадчиво молвила она и я действительно замолчала.
Она расхаживала по комнате, как загнанный в клетку зверь, и даже не смотрела на меня. Ребекка не говорила, только спросила "Мел тоже?" и, получив положительный ответ, что-то прорычала себе под нос.
Тогда мне было стыдно и смешно одновременно, но я старательно сохраняла бесстрастный вид.
– Могло быть и хуже.
– пробормотала я.
Так и произошло.
Наемником быть хуже, чем подрывателем.
***
– Эта мелкая, Бруклин, знаешь ли, когда тебя не было, пыталась покончить с собой.
– Том затягивается сигаретой и выдыхает дым в сторону.
– Парсон её притащил, когда она была в отключке. Передоз. Смешала ЛСД, кучу всякой хуйни, парацетомол... Думал, нихуя, всё, не откачаю, а она чудом очнулась. Я охуел, когда она в первый раз глаза открыла. Потом осталась у меня, я её прокапал, вышла уже как новенькая. Аларику сказал, что у неё грипп.
– Никто больше не знает?
– Эван тоже делает несколько затяжек и хмурится.
– Да и ты уверен, что это была попытка суицида, а не просто банальная тупость?
Блондин старается выглядеть максимально бесстрастным, но даже невооруженным взглядом видно, что он цепляется за этот вопрос, будто утопающий за соломинку.
– Нет, никто не знает.
– уверяет Эвана Том, покачав патлатой головой.
– Увы, парень, она самая. Я и не удивлен. Она же ребенок. Дети в такой среде часто "ломаются".
Мужчина задумчиво чешет поросшую щетиной скулу и хмыкает.
– А так и не скажешь, что ебанная суицидница.
Он хмыкает. Эван на пару секунд уходит в себя, устремив пустой взгляд в пол и зажав тлеющую сигарету между пальцами.
– Ебонатка малолетняя.
– наконец, снова "ожив", говорит он.
– Ладно. Я с ней поговорю. Спасибо, что сказал.
Майклсон тушит сигарету о запястье, никак не реагируя на боль от нового ожога, и взъерошивает кудряшки одной рукой. Он бросает задумчивый взгляд на экран мобильного и прочищает горло.