Я, оперуполномоченный

Ветер Андрей

* * *

В пятницу Виктор заехал в прокуратуру Октябрьского района, чтобы повидаться с Верой.

– Это ты? – удивилась она его внезапному появлению. – Привет. Почему не предупредил? Что-нибудь случилось?

– Ничего. Просто захотелось увидеть тебя. Ты занята?

– Я всегда занята, как, впрочем, и ты. Мы с тобой – два ишака, которые до конца своих дней будут тянуть взваленную на себя ношу и никогда по собственной воле не бросят её. Но иногда надо и для отдыха время изыскивать.

– Вот

я и выкроил часок. Может, пройдёмся?

Вера посмотрела на свой стол, нахмурилась, обдумывая что-то, потом закрыла лежавшую перед ней папку.

– Ты прав, давай заканчивать. Сегодня пятница, у всех нормальных людей рабочий день официально заканчивается на пятнадцать минут раньше. Думаю, что можно позволить себе разок такое послабление, правда? В случае чего скажу, что поехала к вам в отделение по делу.

Пока она складывала документы в несгораемый шкаф и приводила в порядок свой стол, Виктор молча наблюдал за нею, не осознавая, что ему нравилось следить за мягкими движениями девушки. Он не просто смотрел на Веру, он любовался ею.

А из-за спины похрипывал плоский звук старенького радио, и голос диктора, похожий на все остальные голоса советских дикторов, докладывал: «Развернувшаяся подготовка к очередному съезду КПСС – это мощный рычаг подъёма активности трудовых коллективов, ответственная пора в жизни каждой парторганизации, всех коммунистов. Предстоит глубоко и самокритично, с учётом перспективных задач осмыслить достигнутое, взыскательно оценить вклад членов партии в общее дело, ещё более целеустремлённо направить их энергию на дальнейшее развитие социалистического соревнования…»

– Я готова. – Вера остановилась перед Смеляковым.

Он поглядел ей в глаза и почувствовал прилив нестерпимого желания обнять её. Он вздохнул.

– Знаешь, а ты стала другой, – произнёс он.

– Какой?

– Изменилась. Мне кажется, что у тебя волосы потемнели.

– Да я и не была никогда ослепительной блондинкой.

– И глаза изменились.

– Сделались мрачнее? Это я тоже заметила.

– Не мрачнее, – не согласился он.

– Строже? Всему виной работа. Ты и сам не похож на того прежнего юнца. А чего ты ожидал? Что мы не подвластны времени и что будем только хорошеть и веселеть?

Смеляков пожал плечами.

– Но ты вовсе не стала хуже, напротив… Я просто удивился. Посмотрел на тебя внимательно и удивился, что мы так быстро меняемся. А ведь мы ещё совсем молодые. Во что же мы превратимся к старости? Неужели ничего от нас не останется того, что мы представляем собой сегодня?

– Жизнь – это цепь бесконечных изменений, – деловито отозвалась Вера, – и эти изменения рано или поздно приведут нас к смерти. Это естественно.

– Да я не о смерти. Мне вовсе не жаль, что молодость пройдёт. Жаль, что не успеваем осмыслить себя в каждое данное нам мгновение жизни. Время пролетает, а мы спохватываемся, когда остаётся лишь вспоминать… Вот я стою и смотрю на тебя…

– И что? – Женское чутьё подсказало Вере, что Виктору хотелось выразить нечто важное.

– Смотрю и остро чувствую, что мне уже заранее жаль, что вот эти минуты уйдут и не повторятся никогда. А мне сейчас так хорошо! Вот ничего же не происходит особенного, а мне хорошо. Просто стоять здесь, рядом с тобой, посреди этого скучного кабинета, видеть тебя, слышать тебя. И поэтому мне хочется вытянуть эти минуты в вечность.

Вера слушала его молча.

– Ты меня понимаешь? – спросил он, испугавшись, что слова его звучат невразумительно.

Она кивнула.

– Как сделать так, чтобы время не мчалось? – спросил он.

– Это невозможно.

– Мне даже подумать страшно, что счастье столь скоротечно. Я понимаю, что это звучит странно и даже нелепо… О полном счастье надо бы говорить где-нибудь на берегу моря или на вершине снежного утёса. Я понимаю, но сейчас почему-то так светло, так упоительно радостно на сердце… Вера внимательно разглядывала лицо Виктора.

– Я думала, что ты проще, – вдруг сказал она. —

Странно слышать такие слова от сыщика.

Он окончательно смутился и замолчал. Потом громко вздохнул и добавил:

– Это из-за тебя.

– Что из-за меня? – Она чуть склонила голову, и её распущенные волосы колыхнулись.

– Мне хорошо, когда ты рядом. Я никогда тебе не говорил об этом…

– Спасибо. – Она широко улыбнулась, и Виктора вновь пронзило неодолимое влечение к ней.

– Вера… – Он взял её за руку.

– Что? Повисла долгая пауза.

– Вера…

– Пойдём на улицу. Что мы торчим тут? Или я зря собралась раньше времени? Давай махнём в Парк культуры?

Смеляков кивнул. Скованность исчезла, состояние гипнотического блаженства упорхнуло. Опять до него до-нёслись звуки радио, шаги из коридора, монотонный стук пишущей машинки.

– Витя, – заговорила девушка, когда они уже шагали по проспекту. – Ты больше не смотри на меня так. Ты заставил меня покраснеть.

– Вера, ты что?

– Тебе только кажется, что ничего такого. А я почувствовала… Но ведь мы с тобой друзья? Товарищи?

– Конечно, мы друзья, Верочка. И я надеюсь, что наша дружба будет очень долгой. Но ты всё-таки не забывай, что мы с тобой…

– Что?

– Ты женщина. И ты нравишься мне.

– С каких пор?

– Брось прикидываться! С первого дня нашего знакомства у меня сердце бешено колотится при встрече с тобой…

На её лице появилось выражение удовлетворения.

– Наконец-то ты открылся мне.

– А то ты не понимала! Да, ты мне очень нравишься… – Ему вдруг сделалось очень легко от этих слов, будто он сбросил с себя непосильный груз. – Ты мне нравишься, и я не желаю скрывать этого. Хочешь, я во весь голос закричу об этом?