Я пас в СССР!
Шрифт:
— Ты чо, Ванька?! — С жалостью, смешанной с искренним возмущением посмотрел на меня дядя Паша. — А мочу и кал за тебя Пушкин сдавать будет?! Спать надо ночью! Распорядок дня в больнице надо соблюдать! У Лидии Валерьевны не забалуешь, быстро вылетишь за нарушение, без больничного! А сончас будет днём, после обеда…
Кто-то из однопалатников включил радиоприемник в палате, диктор задорно объявил: «А сейчас — утренний концерт! Песни Семёна Каца!»
Из динамика донесся гитарный перебор и голос барда, видимо — того самого Семёна, который, не подозревая о антисемитизме в СССР, вопреки всему задорно запел:
'С
Шире шаг, а не уже.
Я шагаю по облакам,
Как по весенним лужам.
С тучки на тучку — шире шаг,
Их уже тысяча сзади,
А впереди — архипелаг,
Не перепрыгаешь за день'. ©
А я, собрав все силы — поплелся за соседями по палате, знакомиться с туалетом. В коридоре приняв в руки, на посту дежурной медсестры, всё той же пресловутой Лидии Валерьевны, наводившей порядок в больнице железной рукой — две стеклянные емкости, под анализы. С четким распоряжением: с пустыми руками, то есть тарой — не возвращаться.
По маленькому никаких вопросов не возникало, даже маловат был выданный бутылёк, а вот что делать с калом, если я позывов сходить по большому не испытываю? Благоразумно терпение строгой медсестры испытывать не стал, дождался, когда отойдем от её стационарного поста, представлявшего из себя обычный письменный стол со стоящей на нем настольной лампой и стула, за которым она сидела и поинтересовался у дяди Паши на правах старого знакомого — как мне быть в этом случае. Тот в ответ закряхтел и принялся столь иносказательно советовать поднатужиться, что я понял — придется постараться, кровь из носу. Говоря по простому — лучше по хорошему предоставить требуемое, в ином случае — жопу может и не порвут, а вот клизму могут и поставить, чтоб не портить отчетность…
Глава 4
Странно, вроде в больнице, правая рука замотана слоем бинтов, на мне полинявшая от стирки пижама и кальсоны, которые то и дело сползают — а настроение неуклонно ползет в гору. Вот что молодой организм, не закормленный ГМО и не отягощенный вредными привычками делает! Беглый взгляд по сторонам показывает, что ужасов советской действительности пока недостаточно, чтоб испортить самочувствие. Больница районная, но несмотря на отсутствие вездесущего в наше время евроремонта — всё вполне достойно.
Так туалет оказался в здании, с нормальной сантехникой (со скидкой на эпоху, хотя думаю, что вот эти латунные, или из чего там они, краны — и меня переживут, в отличие от силуминовых китайских поделок) и выложен кафелем. Главное — вокруг чисто, а что до запаха хлорки — лучше он, чем всё вокруг засрано.
Я обитаю на втором этаже, в отделении интенсивной терапии и сейчас наблюдаю, как народ, лежащий здесь — снует туда сюда. Кто оправляется, кто умывается, ну а главное, неофициальное
Из всего мыльно-рыльного у меня только казенное вафельное полотенце с печатью, но не беда — в мыльнице на раковине брусок хозяйственного мыла. Набрав первую баночку в отгороженной кабинке, ставлю её на подоконник и тщательно умываюсь, немного неудобно одной левой, но не критично, справляюсь. Дядя Паша, взявший надо мной негласное шефство — выдает мне тюбик «Поморина», со словами: «Сегодня то навряд ли кто к тебе приедет, а завтра выходной, чай мать догадается привезти, пока пальцем почисти!» Я с ним не спорю, с благодарностью принимаю тюбик, выдавливаю на палец длинную гусеницу и обрабатываю бивни, с интересом рассматривая себя в зеркало.
Ну что ж, обычный пацан, видимых изъянов нет, подростковых прыщей нет в наличии, вдумчивое обследование зубов тоже приносит облегчение — кариеса не наблюдается. Из зеркала на меня смотрит худощавый темноволосый парень, с карими глазами. Но худоба не болезненная, в памяти проносятся воспоминания, огород, стайка со скотиной — было на чем жилы нарастить, в деревне физуху волей неволей подтянешь, без всяких спортивных секций. Рост выше среднего, а учитывая, что расту — вытянусь ещё. Нос со следами перелома, что не удивительно — с основными вехами биографии реципиента ознакомился, покоем и спокойствием там и не пахнет.
Из минусов — непроизвольно принюхиваюсь к стоящему столбом табачному дыму. И самому на подсознательном уровне закурить хочется и у организма, по всей видимости — уши в трубочку сворачиваются. Рупь за сто ставлю, что если размотать бинты на правой руке — между указательным и средним пальцем найдутся явные доказательства того, что с табачной продукцией Ванька накоротке. В виде желтых пятен хотя бы, собравшиеся мужики, все как один — дымят отечественной продукцией, без фильтра. В основном курят «Астру», хотя у пары дедков заметил в руках мундштуки папирос, скорей всего классика, «Беломорканал».
Решимость завязать со всеми вредными привычками никуда не делась, надо пользоваться моментом, Ванька меньше года балуется — бросить будет не трудно. Надеюсь, я тысячу раз бросал, только не получалось. «Но это потом», — успокаиваю я сам себя: «успею ещё, а сейчас надо всё это перекурить, и стресс, и то, что выжил…» Просительно сверлю взглядом дядю Пашу, тот вначале не догоняет, потом недовольно хмурит брови. Не, ну в самом деле, не начинать же свое утро в этом мире с того, что собирать бычки?! А курить хочется всё сильней и сильней, как бывает, когда нет в кармане пачки сигарет — стреляешь и не можешь накуриться. А когда лежит и греет карман — и не тянет особо.
Взял с подоконника пустую баночку, повертел её в руках, покопался в памяти и откашлявшись — продекламировал собравшейся публике. Только что не встав на табурет, как мальчик-зайчик перед Дедом-Морозом:
'Вышла новая программа:
Срать не меньше килограмма.
Жрать дают по двести грамм —
Как же высрать килограмм?'
Кто насерет целый пуд,
Тому премию дадут!'
<