Я плюс все
Шрифт:
– Да откуда она узнает? – говорю я. – Первый урок – Фрекен Бок!
Фрекен Бок – учительница немецкого языка.
– Нет, всё! – говорит Женька. – Капут!
– Ладно! – выдыхаю я. – Но я выиграл!
– Выиграл, выиграл… – соглашается Женька.
Дома первым делом я смотрю на часы.
Ёлки-палки! Всего семь минут до звонка!
За эти четыреста двадцать секунд я успеваю: прыгнуть под душ, кое-как обтереться полотенцем, натянуть на себя одежду, подхватить рюкзак, закинуть в него яблоко, запереть квартиру, сбежать по лестнице вниз, домчаться до школы (вдоль забора до ворот и назад к чёрному ходу, потому что на парадном всегда висит огромный замок), взбежать на второй этаж, ворваться в класс. И, заметьте, не в качестве опоздавшего!
Следом за мной входит наша немка. Она старенькая, худенькая и маленькая, почти с меня ростом. Но кто-то прозвал её Фрекен Бок. И вот почему.
Иногда, не так уж и часто, где-то раз в месяц, Фрекен Бок спрашивает у нас:
– Немецкий или шведский?
Те, кто терпеть не могут немецкий, вопят:
– Шведский, шведский!
На уроках немецкого языка наша странная добрая немка ставит даже «бананы». А на уроках шведского, который в школах не изучают, мы получаем одни пятёрки. Потому что шведский – это просто так. Для души.
Фрекен Бок обучает нас шведскому как бы подпольно. Это наш общий секретик, о котором больше никто не знает.
Фрекен Бок ужасно любит, когда мы выбираем свенск – шведский. В институте Фрекен Бок изучала два языка – немецкий и шведский.
– Но шведский, – утверждает Фрекен Бок, – намного интереснее немецкого! Это удивительный язык!
На самом деле причина в другом. Просто нашей учительнице ужасно хочется поболтать по-шведски. А всё потому, что дедушка Фрекен Бок был самым настоящим шведским моряком. Он плавал на сухогрузе, который как-то раз встал на якорь в Санкт-Петербурге. В Санкт-Петербурге дедушка по уши влюбился в будущую бабушку Фрекен Бок. Потом они поженились, у них родился сын, сын вырос, тоже женился, и у дедушки Фрекен Бок появилась внучка, которой много лет спустя мы и дали это прозвище – Фрекен Бок.
К сожалению, дедушка Фрекен Бок воспитывал свою внучку один. Потому что Фрекен Бок была сиротой. В четыре года, совсем крохотулечкой, она потеряла в блокадном Ленинграде и маму, и папу, и бабушку… Они умерли от голода. Из их семьи выжили только Фрекен Бок и её дедушка… Дедушка Фрекен Бок очень заботился о Фрекен Бок. И души в ней не чаял. А по вечерам он беседовал с маленькой Фрекен Бок на своём родном языке, шведском, и тосковал по родине, да и вообще грустил без жены и сына. Потом Фрекен Бок выросла, стала учительницей. И принялась ухаживать за дедушкой.
Так они и жили вдвоём, Фрекен Бок и её дедушка. Жили не тужили, но однажды дедушка покинул Фрекен Бок. Он ушёл туда, откуда никогда не возвращаются, и Фрекен Бок осталась одна: с дедушкиным шведским языком и памятью о тех вечерах, когда они с дедушкой разговаривали друг с другом по-шведски…
Вот почему Фрекен Бок решила сделать из нас шведов: ей нужны были собеседники.
– Шведский или немецкий?! – разносится по классу её тоненький голосок.
– Шведский! – кричу я.
– Шведский! – подхватывают остальные.
– Эй, Гоша! – приветствует меня по-шведски Фрекен Бок.
Это означает: «Здравствуй, Гоша!» или «Привет, Гоша!» Так здороваются шведы – «Эй!»
– Эй! – машу я рукой.
– Хюр хар ду де? – спрашивает Фрекен Бок.
Я должен перевести. У нас такое правило: Фрекен Бок произносит свою фразу по-шведски, а мы переводим её на русский язык.
– Как поживаешь? – перевожу я и быстро отвечаю. – Такк, бра! Спасибо, хорошо! Я у Женьки выиграл! Двадцать пять – двадцать четыре!
– Двадцать четыре – двадцать три! – кричит с места Женька.
– Эй, Женя! – здоровается Фрекен Бок.
– Эй! – отвечает Женька. – Чего ты мелешь? Ты всего двадцать четыре гола забил!
– Хюр эр де? – очень серьёзно, несмотря на Женькино «Чего ты мелешь?», продолжает Фрекен Бок.
– Хюр эр де… – бормочет Женька. – А! Ну да! Как у тебя дела?
Женька выскакивает из-за парты:
– Бара бра! Всё хорошо!
– Ду кан сила, Женя! – говорит Фрекен Бок.
– Ты можешь сидеть, Женя! – переводит Женька. – Да мне чего-то не сидится!
Федя Федотов ржёт, как молодой жеребец. Обострённое у него чувство юмора.
– Эй, Федя! – здоровается с Федотовым Фрекен Бок.
– Эй, Федя! – повторяет Федотов.
– Вар эр ду ню? – спрашивает Фрекен Бок.
– Чего? – переспрашивает Федотов.
Фрекен Бок улыбается и переводит сама:
– Где ты сейчас?
– Здесь, – отвечает Федотов.
У него такой глупый вид, что мне даже не смешно. Остальные, правда, веселятся.
И вдруг поднимает руку Ира Демьяненко.
– Я, Ира. Хар ду ноон фрога? – спрашивает Фрекен Бок.
Ира Демьяненко стоит ко мне вполоборота. Мне кажется, что она взглянула на меня. Но нет, она обращается к Фрекен Бок.
– Да, Ира. У тебя вопрос? – переводит Ира и продолжает: – Я… Яг хар эн фрога… Да… У меня вопрос…
– Вад фёр фрога хар ду? – спрашивает Фрекен Бок.
– Какой вопрос? – переводит Ира и внятно произносит: – Хюр сэйер манн «Я тебя люблю» по свенска? Как сказать по-шведски: «Я тебя люблю?»
– Яг эльскар дэй, – отвечает Фрекен Бок как ни в чём не бывало.
И Ира Демьяненко повторяет:
– Яг эльскар дэй.
Она говорит так тихо, что все вокруг перестают шуметь и валять дурака.
– Яг эльскар дэй. Я тебя люблю.
Ира смотрит на меня.
Вот упрямая!
Жанка уже не хромает.
– Нога прошла! – сообщает Жанка.
– Хорошо, – говорю я. – Совсем не болит?