Я подарю тебе новую жизнь
Шрифт:
— Что? Сережа, это шутка такая? Ты же сейчас шутишь? — взвизгивает Виктория, хлопая густыми наращёнными ресницами.
Я качаю головой, не отрывая от нее взгляда. Что же я нашел в ней? В её пухлых губах, сделанных умелым косметологом, искусственных ресницах и выбеленных волосах, упругой груди, за которую пришлось отдать немалые деньги. Картинка, которой хорошо любоваться, но не более.
— Ты просто устал. Я понимаю. Давай не будем рубить с плеча. Хочешь я отменю свадьбу? Просто распишемся и всё.
— Нет, Вика, — горько усмехаюсь я. — Я ухожу к другой женщине.
14.2. Сергей
«Я обещаю, я тебя не потревожу
И ты мне кое-что пообещай
Как бы ни было тяжко и сложно
Скажи мне «прощай»»
Natan и Ирина Дубцова — Давай обнимемся в последний раз
Сергей
— М*дак ты, Царёв, — шипит Вика, скрестив руки на груди и наблюдая за тем, как я собираю свои вещи в чемодан.
Я лишь безразлично пожимаю плечами на это заявление, не стараясь что-либо доказать своей теперь уже бывшей невесте. Потому что и правда м*дак. Первостепенный такой. Любил одну, жил с другой, а теперь и вовсе ухожу к бывшей жене, бросая невесту едва ли не у алтаря.
— Я потратила на тебя лучшие годы своей жизни! — продолжает причитать Виктория.
— Тебя никто не просил, — холодно подмечаю, застегивая молнию на багаже. Напоследок обвожу взглядом комнату, словно и дела мне нет до пышущей за моей спиной злобой девушки. Стараюсь вспомнить не забыл ли чего сверхнеобходимого и лишь затем поворачиваюсь к Виктории, смело глядя в глаза.
— Да пошёл ты, — она пытается залепить мне пощечину, но я ловко перехватываю руку и сжимаю сильнее, чем следует. Больше такие фокусы со мной не пройдут. И припадки твои мне теперь абсолютно безразличны.
— Имей гордость, в конце концов, — кривлю губы в брезгливой гримасе и отпускаю женскую ладонь.
Я не люблю женские истерики. Всем своим нутром не перевариваю, как и большинство мужчин. Но сейчас, ничего кроме жалости к Вике я не испытываю. Даже злиться не могу, понимая, что все ее манипуляции берут свое начало от безысходности, которая во всю плещется на дне её красивых глаз.
— Сереж… — тон у бывшей невесты как-то слишком резко меняется, отчего я даже не успеваю сообразить, а потом Вика и вовсе горько всхлипывает, падает на пол, хватая меня за ноги. Утыкаясь лицом в колени и ревет. Громко, да так надрывно, что у меня где-то в области сердца чувствуется болезненный укол.
— Не уходи, я прошу тебя. Не бросай меня. Я сделаю, все что хочешь. Если ты уйдешь — я выпрыгну из окна. Веришь? Прыгну!
— Дурочка, — вздыхаю и опускаю ладонь на женский затылок, невесомо поглаживая по волосам. — Вставай!
Помогаю подняться блондинке, подвожу её к дивану и заставляю присесть. Даже, ведомый сочувствием, приношу стакан воды с успокоительным и наблюдаю как в несколько глотков девушка осушает его, пытаясь удержать стеклянную посуду в дрожащих руках.
— Не так надо было начинать, наверное, — морщусь, потирая переносицу. — Ты заслуживаешь гораздо большего, чем мужчину, который будет тебя предавать изо дня в день. Пусть не физически, но ментально уж точно.
— Я люблю тебя…
— А я тебя нет. В этом и заключается вся проблема, Вика, — тишина заполняет
В конце концов, измученный гнетущем безмолвием, я отставляю мягкий поцелуй на её макушке и шепчу:
— Прости.
А затем ухожу. Забираю чемодан, закрываю за собой входную дверь и выдыхаю от облегчения, накрывшего меня с головой. Еще с минуту стою на лестничной клетке, взглядом буравя дверь квартиры и лишь затем, подхватывая чемоданы, спешу к машине.
Разговор с Викторией всколыхнул воспоминания, вытащенные из самых недр моей души. Как точно так же я уходил от Яны и просил прощения, выжигая пламенем ту проклятую любовь, что жила во мне с самой первой нашей встречи. Как оказалось, весьма безуспешно.
Я оступился. Опустил руки там, где нужно было проявить железное терпение и сжать зубы, поступив как настоящий мужик, а не обиженная на весь мир кисейная барышня. Но это было прошлое. Горькое, болезненное, но прошлое. Впереди же маячит будущее. Возможно не такое светлое, как грезится нам всем в мечтах, но стопроцентно новое. Новая жизнь, начатая с чистого листа. И только от нас с Яной зависит, как мы её напишем.
Вероятно, поэтому вместо того, чтобы лететь слома голову обратно к ней, я стоял у машины, хмуро рассматривая пятиэтажку за стенами которой прятались наши потенциальные проблемы.
Спешно докурив сигарету, я проскакиваю мимо любопытных бабушек, сидящих на скамейке и скрываюсь в подъезде.
Дверь в квартиру отца Тимофея оказывается открыта. Ради приличия я несколько минут жму на дверной звонок, но так и не дождавшись ответа, решаю испытать удачу, потянув дверное полотно за ручку.
Жилище выглядит старым и обветшалым. Я прохожу по коридору, носком туфли пнув мешающую под ногами бутылку, и захожу на кухню, чтобы под тусклым светом лампочки застать пьяное тело, валяющееся опухшей рожей в тарелке.
С неким отвращением рассматриваю эшелон бутылок, которыми заставлен весь стол. Прохожу взглядом по грязным тарелкам в раковине и застывшему у плиты таракану, который кажется совершенно никуда не спешит, наслаждаясь атмосферой деградации, царившей в квартире.
Дабы утолить рвущийся наружу интерес обхожу остальные комнаты в квартире. Долго кручу в руках старого видавшего виды игрушечного медведя с оторванной лапой, чтобы все же забрать его с собой. Пацан, небось, обрадуется, увидев своего косолапого.
В целом мне стоило мысленно влепить себе затрещину, потому что увиденное абсолютно кардинально поменяло моё отношение к мелкому. И пусть я не в великом восторге от его присутствия в жизни Яны, но одно знаю точно — мальца надо вытаскивать. Этот клоповник совершенно не то что нужно маленькому ребенку.
Возвращаюсь на кухню, умащивая медведя на стол, возле пустой бутылки и беру чайник, набирая из-под крана ледяной воды. Пора будить спящего «красавца» и убираться отсюда. И так приходится дышать через раз, дабы не разъедать слизистую зловонием аммиака, вперемешку со спиртом.