Я - подводная лодка!
Шрифт:
Надежно укрыта и их тайная заводь, где они отдыхают, заряжаются электрической энергией и живой человеческой силой. Гавань похожа на высокогорное озеро, налитое в продолговатую каменную чашу с неровными краями. Рубки подводных лодок торчат над водой черными плавниками. В одном месте чаша треснула, и сквозь расщелину субмарины выбираются в море по лабиринту гранитных каналов-коридоров.
Город нависает над гаванью гроздьями домов, прилепившихся к скалам. Он всматривается своими окнами в темную зелень бухты, будто в линзу, сквозь которую можно разглядеть зыбкие тени погруженных подводных
Женщины приникают к окнам: "Не мой ли там?" Они угадывают это, даже не видя бортовых номеров. Подсаживают детей на подоконник: "Во-он папина лодка!"...
И если папа стоит сейчас в рубке у неопущенного перископа, он может повернуть его в сторону дома и увидеть сквозь мощную оптику большое окно, а в нем - родные лица.
Вместо главной городской площади - гавань, и все улицы ведут к ней. Приезжему человеку странно видеть силуэты кораблей в просветах между домами. А корабли стоят почти у самых стен, так что мостики едва не трутся о балконы. В здешних квартирах слышны авральные звонки и выкрики швартовых команд, басовитое клохтанье дизелей и хлесткие вопли лодочных сирен... Дома и корабли живут одними тревогами. Одни и те же ветры бьют и в борта, и в стены. Волны окаменевшего базальта раскачали город вверх-вниз, будто эскадру на мертвой зыби.
Северодар - столица подводников, и улицы его названы именами тех, кто много лет назад не вернулся к причалам. Больше трети века лежат их субмарины на подводных плато и в каньонах. Северные моря громоздят над ними ледяные надгробья.
Но что это?! Уж не всплыла ли одна из них?! Черные борта её ободраны до алого сурика, так что вся она почти красная, как недоваренный рак. Ватерлиния в зеленой бахроме водорослей. На мостике - люди в белых, не по сезону, фуражках. Подводная лодка не дрогнет и не качнется; она скользит по черному зеркалу бухты бесшумно, как призрак, и не поймешь, то ли она приближается к пирсу, то ли пирс надвигается на нее. А на пирсе черный строй экипажей в белых перчатках, оркестр, пестрая стайка жен и детей. С рубки жадно вглядываются в эту стайку: все ли пришли?
Ахнул отчаянно и радостно оркестр...
Вот неловко полетел с лодки бросательный конец - слишком давно не швартовались, отвыкли.
Юркий буксир подвалил к борту субмарины, осторожно стал поджимать её к причалу. Так подхватывают под руки изнемогшего путника перед ступеньками родного крыльца.
Закреплены швартовы. Выключены гирокомпасы. Отбой моторам.
– Смирно!
Пусть на берегу кутаются в шинели и шубы, а командир, по традиции, в одной тужурке и белой сорочке (встречающий адмирал знает, чего стоит этот шик) сходит с корпуса на причал. Нетверд его шаг, и адмирал сам спешит навстречу. Но рапорт чеканен, как дробь каблуков по трапу:
– ...Подводная лодка выполнила задачи дальнего похода. Материальная часть в строю. Готовы к выходу в море!
Крепкое рукопожатие.
– Надеюсь, обратно не торопитесь?
– шутит адмирал.
– Не торопимся!
– улыбается командир.
– Ну, давайте к семьям. Заждались. Через час ко мне на доклад.
– Есть.
Приподнимали жен, кружили на руках нетяжкий груз. И катились в снег с крутых причалов весенние белые фуражки.
ЧЕТВЕРТАЯ ЭСКАДРА
Подводная лодка - морская гроза.
Под черной пилоткой - стальные глаза.
Сто лет назад в Санкт-Петербурге была заложена первая русская боевая подводная лодка "Дельфин". Штормовой ночью 1916 года она закончила свой век в Екатерининской гавани Александровска-на-Мурмане (ныне Полярного). От "Дельфина", первенца российского подплава, из Екатерининской гавани, гранитной заводи субмарин, пошли подводные силы самого мощного и современного нашего флота - Северного. От него повела родословную Четвертая эскадра океанских подводных лодок...
С орлом на мостике
Как и все великие армады, она исчезла, моя эскадра. Самая большая в мире из всех существовавших когда-либо подводных эскадр. Было время, когда в её состав входило столько субмарин, сколько насчитывала их у себя вся Германия перед началом Второй мировой войны, - сорок с лишним вымпелов.
Зона ответственности Эскадры простиралась от фиордов русской Лапландии до берегов Египта, она охватывала весь Атлантический океан от гренландских глетчеров до легендарного мыса Доброй Надежды, от Нордкапа до Кейптауна...
Ее подводные лодки, не ведая суеверий, ныряли в глубины клятого Бермудского треугольника и Саргассова моря, они уходили к айсбергам Антарктиды и ещё дальше - огибая Австралию - в Японское море. Их округлые, похожие на осьминожьи тела черные рубки всплывали и в Атлантическом океане, и у библейских берегов Средиземного моря. В иные годы подлодки Эскадры стояли у причальных стенок Александрии и Тартуса, Дубровника и Кронштадта, Аннабы и Гаваны. Мы представляли наш флот в Египте, Ливии, Югославии, Сирии, на Кубе и в Алжире, в Тунисе и Великобритании...
Было время, время почти античных героев, когда к причалам Полярного подводные лодки возвращались после годичной боевой службы ободранные океанскими штормами до красного сурика, с промятыми рубками, с сорванной обшивкой, так, что торчали баллоны ВВД. Сам видел, как одна из таких геройских доходяг входила в гавань с орлом на мостике. Молодой орел, перелетая Средиземное море, обессилел и сел на всплывший вдруг стальной "остров". Так и доплыл до Полярного, невольно став символом Четвертой эскадры.
Из дальних морей подводные лодки возвращались на пределе технических и человеческих возможностей. Первыми их встречали и подводили к пирсам видавшие виды катера-буксиры - так подхватывают под руки изнемогшего странника у родительского порога. А по трапам сходили на берег люди, которых и в самом деле впору было подхватывать, поскольку они едва держались на своих ногах, предательски обмякших после многомесячного заточения в отсеках. Сами того не ведая, подводники Эскадры ставили рекорды человеческой выносливости. Подводные лодки по году, а в отдельных случаях по 18 месяцев несли боевую службу в отрыве от баз. Младенцы вырастали без отцов, а когда те возвращались, долго дичились и называли их не "папами", а "дядями".