Я - подводная лодка!
Шрифт:
– Товарищ командир, что случилось?.. Товарищ командир...
Механик узнал голос старпома Кубынина, впотьмах принявшего его за Маранго. Но ответить ничего не смог. Стоял, застыв в шоке. Смотрел на глубиномеры. Одна из стрелок показывала 6 метров. "Ерунда, - подумал Зыбин, - придавило форштевнем. Сейчас выплывем, и крен отойдет".
Но крен не отходил. Никто не подозревал, что лодка уже лежала на грунте в мягкой подушке придонного ила с восьмиградусным дифферентом на корму и двадцатидвухградусным креном на левый борт.
– Валера, ты?
– ощупал его в темноте старпом.
– Я.
–
– Эй, в отсеке! Есть кто живой?!
Откликнулись старшие матросы Мальцев и Ананьев.
Взвыл в трубопроводах сжатый воздух. Но лодка не шелохнулась. Слышно было, как бурлил за бортом воздух, бесполезно уходя в море через клапаны вентиляции, приоткрывшиеся от удара.
Никто не знал, где пробоина. В трюме центрального поста хлестала вода. Зыбин предположил - лопнула уравнительная цистерна. Решили дать противодавление, и на всякий случай запросить первый отсек.
– Первый, какая глубина?
– Тридцать два метра...
– Вы, что, охренели? Продуйте глубиномер!
Через минуту доклад:
– Продули. Все равно тридцать два!
Зыбин повернул маховичок воздуха высокого давления. В отсеке засвистело. Заложило уши. Поплыли голоса, речь сделалась кукольной, как у Буратино в мультиках.
– Мех, где аварийные фонари?
– спросил Кубынин, все ещё не веря, что они здорово влипли.
По закону подлости, все аккумуляторные фонари собрали на подзарядку в дизельный отсек. Но ни пятый, ни смежный четвертый, жилой аккумуляторный, отсеки признаков жизни не подавали.
Старпом Кубынин Сергей Михайлович Кубынин коренной приморец. Родился в 1954 году. Ровесник своей подводной лодки. Окончил ТОВМУ по минерской специальности. Службу начал сразу командиром боевой части на ракетной дизельной подводной лодке. Женат. Трехлетняя Леночка. Чемпион училища по морскому многоборью. Часы от главкома за призовую торпедную стрельбу. Характер - рисковый: уже тонул в Амурском заливе, перевернувшись на резиновой шлюпке. Разбил под Ригой свой "москвич" - скапотировал и перевернулся четыре раза. Отделался синяками. Инспектор ГАИ сказал: "Ну, моряк, в двух рубашках родился!" Внешне похож на молодого Михаила Ульянова. Спокоен, обстоятелен, сдержан.
...В момент удара Кубынин сидел в кают-компании и составлял с главстаршиной Зыковым список дежурств, которым - увы!
– не суждено было состояться.
Тряхнуло. Повалило. Загремела сыпавшаяся со стола посуда. Погас свет. Первая мысль: "Выскочили на мель!"
– Старпом, что случилось?!
– закричал из каюты начальник штаба. Кубынин, не дожидаясь, когда отойдет крен, выбрался из-за стола и кинулся в центральный пост. С трудом отдраил переборочную дверь и угодил под водопад из шахты рубочных люков. В кромешной тьме принял механика за командира. Дальше стояли в центральном посту рука об руку - боролись за живучесть.
Итак, лодка лежала на грунте. Трюм центрального заполнялся водой, несмотря на то что давление в отсеке повысилось на три атмосферы. Вода хлестала и из четвертого отсека. Видимо, он заполнился до предела. Кубынин с болью подумал, что там осталось четырнадцать человек.
20.20
Ясно было, что третий, центральный, отсек не отстоять.
– Все во второй отсек!
– скомандовал Кубынин. Сам он перелез в сухой отсек последним - когда вода поднялась уже вровень с комингсом круглой переборочной двери. Задраили лаз и тут же закашлялись от едкого дыма: "механические" офицеры Тунер и Ямалов только что потушили бушевавший здесь пожар, но воздух в отсеке сделался такой, что впору было натягивать дыхательные маски. Кроме трех офицеров (Ямалова, Тунера, Иванова), во втором отсеке находились ещё два электрика. Кубынин решил немедленно перевести всех в носовой торпедный отсек - отсек живучести, или, как ещё его называют, отсек-убежище, снабженный всем необходимым для связи с поверхностью и выхода из аварийной лодки. На стук и запрос старпома из первого отсека откликнулись не сразу. Прошло минут десять, пока сквозь переборку не проник голос акустика Федулова:
– Чего надо?
Федулов стоял у рычага кремальеры и никого к люку не подпускал.
– Ну их на...
– рычал он.
– Сами из-за них погибнем!
Кубынин требовал, чтобы к переборке подозвали начальника штаба. Но Каравеков не подходил. Положение было безвыходным в прямом смысле слова из второго отсека на поверхность не выйдешь. Центральный пост затоплен. В нос - не пускают. Дышать гарью становилось все труднее. К тому же пожар мог возобновиться. Федулов чувствовал себя за толстенной переборкой недосягаемым и потому преотчаянно дерзил старпому. Кубынин в бессильном гневе рвал рычаг кремальеры.
Сам ведь учил: аварийный отсек борется до конца. Но в упорстве Федулова было нечто иное, чем следование главной подводницкой заповеди. Ненависть к старпому, давнему своему притеснителю, да страх за собственную жизнь (он был уверен, что во втором все ещё бушует пожар), заставляли его висеть на рычаге кремальеры. Кубынин недоумевал: почему делами в отсеке правит матрос? Почему молчит начальник штаба капитан 2-го ранга Каравеков?
По подволочным трубопроводам метались ошалевшие от дыма мокрые крысы...
В первом отсеке В первом отсеке, когда рефрижератор врезался в лодку, ужинали торпедисты и приписанные к их баку метристы, трюмные и акустики. Раскладной столик с посудой полетел под стеллажные торпеды, погас свет, и всех швырнуло на задние крышки торпедных аппаратов. Удара о грунт никто не почувствовал. Только со свистом пошел по вдувной вентиляции воздух. Магистраль перекрыли.
Распахнулась переборка, и в круглую дверь пролез начальник штаба. Был он бос и бледен, держался рукой за больное сердце. Каравеков с трудом лег на подвесную койку и отдал единственное распоряжение: "Выпустить аварийный буй". Матросы открутили стопор, и большой красный поплавок с телефонной трубкой внутри всплыл на поверхность.
Дверь за Каравековым задраили и никого больше не впускали.
Командир отделения метристов старшина 2-й статьи Лукьяненко снял трубку межотсечного телефона, прощелкал переключателем по всем семи позициям. Отсеки молчали - третий, четвертый, пятый, шестой... Вдруг откликнулся последний - кормовой - седьмой. Ответил закадычный друг Лукьяненко Слава Костылев, командир отделения трюмных.
– Серега, как у вас?
– спросил Костылев.
– Нормально. А у вас?
– Нас топит, - ответили из седьмого.