Я пойду одна
Шрифт:
Зан искала что сказать и наконец нашла:
— Полагаю, вы слышали о том, что, после того как ваш секретарь позвонил мне и предложил разработать дизайн для нескольких квартир, я много раз приходила в этот дом и гуляла вокруг него.
— Да, знаю.
— Мне хотелось увидеть комнаты в разное время дня, при том или ином освещении, почувствовать их и то, как они должны выглядеть, чтобы самые разные люди могли войти в них и сказать: «Я дома».
Они начали осмотр с квартиры с одной спальней и совмещенным санузлом.
— Полагаю, что люди, которые хотели бы снять вот такое жилье, делятся
Уилсон улыбнулся и спросил:
— А другая категория?
— Пожилые люди, которым нужно временное пристанище. Если даже они в состоянии позволить себе такое жилье, им все же не нужна гостевая спальня, потому что они не желают оставлять у себя кого-то на ночь.
Ей становилось все легче. Она находилась на знакомой, безопасной территории.
— Давайте вот отсюда и начнем. — Кухню от обеденной зоны отделял длинный стол-стойка. — Я ведь могу здесь разложить свои эскизы и образцы ткани? — поинтересовалась Зан, забирая у архитектора свой портфель.
Она говорила почти два часа, по очереди объясняя Кевину Уилсону свое видение всех трех квартир.
Когда они наконец вернулись в его офис, архитектор положил ее планы на большой стол рядом с письменным и сказал:
— Вы проделали просто чудовищно большую работу, Зан.
После того как в первый момент он назвал ее Александрой, она тут же попросила:
— Давайте попроще. Все зовут меня Зан, наверное, потому, что, когда я только начинала говорить, имя Александра было для меня слишком длинным.
Теперь она сказала:
— Но я же хочу получить эту работу. Мне самой нравятся те планы, которые я вам представила. Они стоили того, чтобы отдать им много времени и усилий. Я знаю, что вы и Бартли Лонгу предложили разработать свой проект. Конечно, он опытнее меня. Но на самом деле все обстоит очень просто. Мы соревнуемся, а вам может не понравиться ни один наш проект.
— Вы к нему куда более милосердны, чем он к вам, — сухо заметил Уилсон.
Зан было неприятно слышать нотку горечи в собственном голосе, когда она отвечала:
— Боюсь, мы с Бартли теперь не слишком любим друг друга. С другой стороны, я уверена, что вы не затеяли все это просто ради развлечения.
«Еще я знаю, что моя работа обойдется тебе по меньшей мере втрое дешевле, чем услуги Бартли, — подумала Зан, расставаясь с архитектором у внушительного входа в небоскреб. — Ладно, пусть это будет моей личной головной болью. Я не смогу заработать много денег, получив этот заказ, но для меня сейчас куда важнее сделать себе имя».
Когда Зан ехала в такси в свой офис, она вдруг заметила, что слезы, сдерживаемые так долго, потекли наконец по ее щекам. Она поспешно достала из сумки темные очки и надела их. Когда такси остановилось на Пятьдесят Восьмой улице, Морланд, как обычно, оставила водителю щедрые чаевые. Александра была уверена в том, что каждый, кому приходится ради заработка ежедневно колесить по улицам Нью-Йорка, честно их заслуживает.
Таксист, пожилой чернокожий с ямайским акцентом, горячо поблагодарил ее, а потом добавил:
— Мисс, уж извините, я не мог не заметить, что вы плачете. У вас сегодня плохой день. Но может быть, завтра все будет выглядеть намного лучше. Вот увидите.
«Если бы только это было правдой», — подумала Зан и ответила таксисту шепотом:
— Спасибо.
Она еще раз промокнула глаза платком и вышла из машины. Но завтра все не будет выглядеть намного лучше.
Может, этого никогда не случится.
8
Отец Эйден О'Брайен провел бессонную ночь, переживая за молодую женщину, которая призналась ему на исповеди, что имеет отношение к готовящемуся преступлению и не в силах предотвратить некое убийство. Он мог лишь надеяться, что раз уж совесть заставила ее хотя бы отчасти избавиться от страшной ноши, рассказав все священнику, то, возможно, она же вынудит бедняжку и не допустить смертного греха, подтолкнет к тому, чтобы не позволить лишить жизни человеческое существо.
Он молился за эту женщину во время утренней мессы, а потом с тяжелым сердцем приступил к своим обычным дневным делам. В особенности ему нравилось помогать в раздаче пищи и одежды нуждающимся. Их церковь занималась этим уже восемьдесят лет. В последнее время число людей, которых они кормили и одевали, заметно выросло. Отец Эйден трудился, раздавая завтрак, и с удовольствием наблюдал за тем, как светлели голодные лица, когда люди принимались за овсяную кашу и яичницу-болтунью, прихлебывали горячий кофе…
Потом, уже в середине дня, настроение отца Эйдена улучшилось еще больше, потому что ему позвонила старая подруга Альвира Михан и пригласила на ужин этим вечером.
— Я должен отслужить пятичасовую мессу в верхней церкви, — сказал он ей. — Но она закончится около половины седьмого.
В общем, отцу Эйдену предстояло провести приятный вечер, хотя он и знал: ничто не в силах освободить его от той ноши, которую возложила на его плечи та молодая женщина.
В 6.25 отец Эйден сел в городской автобус и поехал к южной части Центрального парка, к тому дому, где Альвира и Уилли Михан жили с тех пор, как на них обрушился лотерейный водопад в сорок миллионов долларов. Консьерж по громкой связи сообщил Миханам о его прибытии, и, когда лифт остановился на шестнадцатом этаже, Альвира уже ожидала гостя. Аппетитный запах жареного цыпленка заполнил холл, и отец Эйден с удовольствием направился следом за хозяйкой к источнику этого аромата. Уилли стоял в прихожей, чтобы помочь монаху снять пальто. Он уже заранее приготовил его любимую выпивку — бурбон.
Однако очень скоро отец Эйден заметил, что настроение у Альвиры далеко не такое бодрое, как обычно. В ее глазах читалась непонятная озабоченность, и францисканцу показалось, что она хочет что-то сказать, но не решается.
Наконец он решил подтолкнуть ее.
— Альвира, вы как будто чем-то встревожены. Не могу ли я вам помочь?
Она вздохнула и ответила:
— Ох, Эйден, вы просто читаете людей, как книги! В общем, я ведь вам рассказывала о Зан Морланд. Это та женщина, малыш которой исчез в Центральном парке.