Я – православная татарка
Шрифт:
Будучи молодой девушкой, я часто задумывалась о смысле жизни, думаю, как и вся молодежь. Ждала и искала любви. Была наивна в этом вопросе. Мне казалось, что зло не может касаться меня. Однако, случилось так, что я чуть не подверглась насилию. Меня подруга пригласила на вечеринку и парень, который проявил ко мне симпатию, пригласил меня пройти на балкон и пообщаться. Это было в общежитии, а балкон находился через коридор.
Темные, страшные улицы,
И силуэты в ночи.
Кто – то кричит в переулочке,
Кто – то прикажет «Молчи!».
Грязные, потные руки,
Будут ей рот затыкать.
Чистую душу и тело,
Будет он рвать и метать.
Сделавши черное дело,
Безумец неузнанный рад.
Пойдет в одеянии ночи,
Новую жертву искать.
Темные, грязные улицы,
И силуэты в ночи.
Кто – то кричит в переулочке,
Боже ее сохрани!
Моя жизнь, начиная с юношества, не была гладкой. Родители были всегда очень добрыми и к нам и людям. Они учили нас никогда не брать чужого, любить свою родину. По вечерам папа с мамой пели. Я знала все военные песни, которые любил отец. И песни – легенды, которые пела мама. Новый год проходил весело с играми. Мы вывешивали конфеты и смеялись, когда папа отрезал, повешенную на нитке, самую невкусную конфету. Мама пекла вкусный хлеб, национальный пирог «Бэлиш». А папа возил нас на санках к стадиону, где был ледовый каток. Папа писал стихи, хорошо рисовал. Он служил в ДОКЕ, при штабе, был писарем. Но потом, что то, произошло стали собираться шумные компании и родители понемногу привыкали к рюмке. Тема алкоголизма и спасения моих родных стала ключевой в моей жизни.
Однажды к нам в дом пришла учительница, потому что я не пошла в школу. Дома я встретила нетрезвая мама. Состоялся разговор между мамой и моей любимой классной учительницей. Учителя нашего времени отличались, каким-то патриотизмом, человеколюбием имели высокие моральные ценности. Она обняла меня и сказала, что завтра будет ждать меня в школе. Боже мой! Как мне было стыдно. Чувство стыда заставило меня, подростка, влезть на крышу и попытаться повеситься, что бы лишить себя жизни и не знать больше такого позора. Но когда я уже перетянуло горло, что – то остановила меня, и я, рыдая, побежала по городу к храму Петра и Павла. Он был открыт. Я упала у колонны и просила Бога помочь мне, неистово молясь ему своими словами. Очнулась, от того, что стало как то тихо и темно. Я оглянулась в храме я осталась совсем одна и входные двери были заперты. Я стала осматривать храм, думая, что имеется запасной выход, заглянула в алтарь. Там лежали аккуратно сложенные священнические одеяния. Поняв, что выхода нет, я громко стала звать людей в замочную скважину. Меня освободили. Я шла обратно домой с большим облегчением своей души, а дома меня ждал сюрприз. Пришел брат папы и предложил закодировать маму. Я летом подрабатывала няней в детском саду, поэтому деньги на эту процедуру были.
Это было началом спасения моей матери. Она не пила несколько лет. Потом уже не кодировалась, а пыталась не пить, сама, срываясь, снова каялась и продолжала свой путь к спасению. Я очень люблю свою маму!
Только знает Бог и я, как тебя люблю!
Беспокойные глаза я твои ловлю.
Грустные они порой, видят дальше нас,
Что готовит нам судьба, думают за нас.
Я к груди твоей прижмусь, слушать сердца стук.
Я большая, но и пусть. Я хочу уснуть.
Если б только я могла все тебе отдать.
Мама, не хочу тебя позже умирать.
Разве вынести смогу я твою потерю?
Быть со мною обещай, я тебе поверю.
Моя мама рассказывала, что видела сон, как какой – то свято с мальчиком говорил ей, что – бы она молилась. Она просила господа дать ей память на молитвы, и он ее услышал. Она не понимает библию, но запоминает и знает все молитвы наизусть. В моменты, когда ей было особенно тяжело, она слышала голос, который говорил: «Встань и молись!». Еще она говорила, что как-то видела идущего соседа, а за ним еще один, он же сам идет. На следующий день сосед умер. Что это было, мы не знаем.
В момент спокойствия в нашей семье я стала писать стихи и песни. Выступать на концертах и на местном телевидении.
Конец ознакомительного фрагмента.