Я пришла, откройте дверь
Шрифт:
Семен Григорьевич подошел ближе, и я даже разглядела заблудившуюся седину в его бороде.
«Интересно, борода колючая или нет?..»
– Замерзла? – тихо спросил он.
– Да, – кивнула я, не сомневаясь, что именно этот человек сможет меня согреть.
Яблоки
Врачи бывают разные. Этот был добр, чуток и внимателен. Он не торопился сказать правду, подготавливал, давал возможность хоть немного настроиться. Да, ее сын болен, и впереди долгий тяжелый путь длинною в… А, впрочем, никому неизвестно, как уж пойдет…
Она
Приехав домой, она посадила детей напротив и сказала: так, мол, и так, будет трудно, но мы справимся, потому что мы – одна команда. Да? И он обещал слушаться врачей, быть сильным и, конечно, звонить при первой возможности. И когда она привезла его в больницу, он действительно был сильным, вел себя спокойно, по-мужски.
И началась совсем другая жизнь: полгода она пересекала город с огромными сумками туда и обратно. Чистое белье, грязное белье, учебники, продукты… Протоптанная тропа, упрямая дорога. Болезнь перестала точить его изнутри, он наконец-то поправился на целых три килограмма. Она готова была бесконечно трогать его щеки.
Он возмужал. Жизнь вдали от дома сделала его серьезнее и старше, но он очень переживал, когда врач не отпустил домой всего на один день – на день ее рождения. Это был тот первый и последний раз, когда он заплакал в больнице. От злости, отчаяния и бессилия.
Его обещали выписать в начале лета, и они оба торопливо засобирались – считали уже дни и часы. Однако в назначенное время врач покачал головой и сказал: «Нет. Рано. Еще минимум три месяца». Чтобы стойко выдержать новый удар судьбы и не разрыдаться, он кусал губы, а она говорила: «Понимаешь, так лучше, так уж наверняка…» И опять тропа, опять дорога, надежда и вера.
Она уже не считала дни, не загадывала. Лучше не надо загадывать, пусть просто один день сменяет другой… Но как-то утром позвонил врач и сказал, что выписывает.
– Хотите, забирайте сегодня.
– Хочу!
И она понеслась в больницу, ничего не говоря сыну – сюрприз, сюрприз! И потом они громко смеялись, упаковывая накопившиеся вещи.
Как дотащить? Вызвать такси?
Но своя ноша не тянет. Они шли по улице бодро, ловя солнечные лучи, улыбаясь, строя планы. Теперь можно было их строить. Сколько хочешь! Десять месяцев разлуки – это много. За это время можно родиться заново.
Осенью его ожидало полное обследование, и в середине ноября она поехала за результатами.
– Все хорошо, – произнес врач.
А она в этот момент повернула голову к окну и увидела за стеклом ветки яблони, увешанные яркими желто-красными яблоками. Не мелкими зелеными, какие изредка встречаются в Москве, а большими, настоящими. И на каждом из них маленькой шапочкой лежал утренний снег. Надо же, год назад, тогда… не заметила. Надо же, не попадали от холодов… Яблоки желто-красные. И она впервые за долгое время заплакала, зарыдала, сотрясаясь всем телом.
– Ну, что вы… что вы… – затараторил врач, повидавший многое на своем веку, но всегда чувствующий неловкость перед чужими слезами.
– Яблоки… – еле слышно произнесла она, показала на окно и засмеялась. Вот теперь, сейчас, она была счастлива.
Тайный город счастья
Улыбаясь до ушей, Динка стремительно неслась вверх по лестнице – ветром, стрелой, ласточкой. Шапка съехала набок, пшеничные волосы торчали во все стороны, шарф соскользнул с плеча и настойчиво стучал помпоном по коленке, а еще старые сапоги цеплялись за дурацкий заковыристый край почти каждой ступеньки. Подумаешь! Ерунда!
«Я ей скажу… и всё… и она упадет… – пытаясь выровнять дыхание, думала Динка. – И она упадет даже два раза! Да знаю я, знаю, что так не бывает, ну и что… – Голубые глаза весело блестели. – Матвей приехал… Вернулся! Вот же Лера обрадуется! Гадский лифт, ну почему он не работает…»
Оставался еще этаж, и Динка на ходу вытащила ключи из кармана куртки. Какая же прекрасная жизнь у ее старшей сестры! Взрослые вечно говорят: «Не надо торопиться, детство и юность – чудесное время». Но это не так. Самое интересное начинается гораздо позже, когда гуляешь допоздна, влюбляешься, провожаешь своего парня в армию, а потом встречаешь его.
«Лере девятнадцать лет, и она уже успела все переделать. А мне четырнадцать… Скука смертная!»
Динка не выглядела на свой возраст. На уроках физкультуры в длинной шеренге она всегда стояла последней. Грудь еще не приобрела желанные формы (собственно, никакие не приобрела), бедра категорически отказывались округляться. Олененок Бэмби. Так когда-то называл ее папа.
С тех пор прошли годы, но Динка этим олененком и осталась: маленькая, худенькая, большеглазая, искренняя и наивная. «Откуда ты взялась такая в нашей семье? – с долей удивления лет пять назад произнесла бабушка. – Видимо, отцовские гены оказались сильнее. Странно, если учесть, что твой папа человек мягкотелый». Бабушка потом уехала домой в Воронеж, а Динка впервые ощутила себя другой.
Влетев в коридор, она отправила на вешалку куртку и шарф, скинула сапоги и, сделав попытку успокоиться, торжественно зашла в большую комнату. Но сдерживать новость не было ни сил, ни желания.
– Матвей из армии вернулся! – почти сразу выпалила Динка и нетерпеливо добавила: – Я случайно на остановке его увидела. Лера, он тебе не говорил, чтоб сюрприз сделать!
И она замерла, с удовольствием впитывая ответную реакцию, а в голове вагончиками гремели слова Матвея: «О, привет, Динка! Рад тебя видеть. А я вот вернулся… И знаешь, вообще никого не предупредил, хотел свалиться как снег на голову. Но сейчас смотрю на твой шок и понимаю, что это я погорячился… – Матвей с улыбкой покачал головой, точно хотел осудить собственную беспечность, а потом весело добавил: – Сделай доброе дело, сбегай к Лере, предупреди ее, а то у меня мобильник разрядился. Ты уж там как-нибудь аккуратненько…» И Динка побежала. И сейчас, сцепив от волнения руки перед собой, она представляла, как через час или два придет Матвей, и как сразу станет тесно в их трехкомнатной квартире.