Я Распутин. Книга третья
Шрифт:
Я тем временем вытащил из шкафов изрядно запылившиеся кожаное пальто, шлем, очки, краги и прочие доспехи, но тут в меня буквально вцепилась Танеева:
— Григорий Ефимович, умоляю! Возьмите меня с собой, я все время мечтала посмотреть на аэропланы!
На аэропланы, ага. Небось на героических летчиков посмотреть — они ведь сейчас вроде космонавтов, да к тому преимущественно из благородных семейств, чем не пара Анечке? Глядишь, и выдам ее замуж по любви…
— Собирайся, поехали.
Что она там щебетала два часа, пока мы катили в Гатчину, уже не вспомнить —
По приезду все-таки пришлось переходить в рабочее состояние — проводить совещание, разбирать взаимные претензии. Если не поломать сейчас нездоровое уныние в воздухоплавательной школе, то они дальше себя так накрутят, что полгода работы насмарку пойдут. Потому я велел готовить единственный оставшийся “на лету” аппарат к старту. Выкатили мне наше последнее детище, двухместный биплан, почти как настоящий. Еще бы двигатель раз в пять помощнее, да обшивку фанерную и вот почти истребитель. Ну а пока так.
Облачился я в свою авиакожу, обошел аэроплан, проверил, как того требовала недавно составленная инструкция — не течет ли масло, туго ли натянуты тросы управления, нет ли где люфта ненужного, уселся на пилотское место, рычаги подвигал… и как-то ушла суета питерская, легко стало. Впереди — только небо!
От винта!
Разбег и взлет выполнил почти идеально, против ветра, даже сам собой погордился. Поднял аппарат метров на пятьдесят, сделал коробочку над аэродромом, хотел было над городом пролететь, да решил, что сегодня не стоит, сегодня главное авиаторам показать, что все в порядке. И сел тоже красиво, всего разик и подпрыгнул и аккуратно подрулил к стоянке, а там уже чуть ли не праздник.
— Вот, господа, — гудел Кованько, грозно разглядывая пилотов, — вот что значит любить небо! Никаких тебе фокусов, все строго по инструкции. Взлет, коробочка, посадка! Также требую от всех!
При этих словах несколько офицеров отвели взгляды, а еще несколько сделали вид, что это к ним не относится. Сдал машину техникам на проверку, сам поднялся с увязавшейся Аней в кабинет начальника и тут она начала умолять нас — пустите полетать! Всю жизнь мечтала, с детства сны о полете смотрела, без неба жить не могу! Бог весть, что на нее нашло, но была она крайне убедительна. А я, как представил, что если ее не покатать на аэроплане, то нам еще обратно ехать на автомобиле и она мне весь мозг вынесет, вся поездка насмарку.
— Александр Матвеевич, давайте, а? У нас же в планах полет с наблюдателем, вот и…
Генерал напрягся, но скорее от того, что пассажиром предполагалась женщина. А женские дела, как сформулировали немцы — кухня, церковь и дети, а не по небесам рассекать.
— …машина. как вы видите, исправна, я сам полечу, а?
И опять: от винта!
Второй полет за день дался труднее — зря я эйфории поддался, и центровка из-за второго человека на борту другая, и взлетный вес другой, так что я едва успел поднять аппарат в воздух, рычаг тянул на себя что есть силы. И движку было явно тяжелее тащить двоих, ну слабенькие у нас еще движки, слабенькие.
Но ничего, набрал высоту, выровнял — стрекочет, тянет. Внизу окрестные мызы, поля с коровками и прочая пастораль.
— Ой, — вдруг сказала Танеева, сидевшая у меня за спиной, — а что это капает?
Я повернулся, насколько мог… Черт! Бензин течет!!! Надо срочно назад, бог весть, надолго ли его хватит.
— Ой, уже струйкой!
– в голосе девушки послышалась паника - Мы упадем, да?
Отличный вопрос! Лишь бы в истерику не сорвалась, мне сейчас машину сажать, вон поле вроде бы ровное…
— Аня, держись за меня крепче, садиться будем!
Поле ровным казалось только сверху, а так — кочки, впадинки, самолетик скакал, прыгал и трясся. Дя я еще неверно ветер определил, так что несло нас со всей силой прямо в стену здоровенного сенного сарая, стоявшего в конце поля. Но — счастлив наш бог, как в фильме, встали в полуметре от стены. Рычаг, правда, я если не выломал, то погнул точно, да и в момент, когда винт делал последние обороты. подломилась стойка колеса и мы вывалились прямо на землю. Вот тут меня и накрыло, так что я даром что не на четвереньках добрался до ворот сарая, зашел внутрь и упал навзничь на стог соломы, успев только сорвать шлем и утереть лоб. Рядом со смертью же прошли!
Сердце колотилось как бешеное, руки-ноги поднять не было никакой возможности, пот прошиб и тут я почуял, что ловкие ручки расстегивают сперва пальто, а потом и штаны.
— Гриша, миленький, какой же ты молодец! Спаситель! Ох, я сейчас тебе хорошо сделаю…
Мне бы отогнать ее, да сил никаких не осталось, а Танеева уже ловко управлялась с моим хозяйством. Однако, ну и нравы у них там в Смольном или где она училась?
Через несколько минут Аня освободилась и от своего пальто и решительно встала надо мной, подбирая юбки, а потом присела сверху.
— Ааааах!
Я смотрел на происходящее будто со стороны — Аню, судя по всему, возбуждал экстрим. Цинично подумалось, что вот повезет ее будущему мужу — свозил покататься на американских горках и вот тебе темпераментная супруга.
Глава 7
— Алексей Александрович, а почему корова серет лепешками, а коза катышками?
Граф Бобринский выпал в осадок. Побагровел, выпятил вперед свою знаменитую бороду.
— Милостивый государь!
Я выложил на рабочий стол серебряную фляжку Столыпина с отметкой его каблука. Так и не удосужился ее починить. Задумчиво повертел в руках. Бобринский поперхнулся, его взгляд сфокусировался на фляжке. Нет, все-таки знаковая вещь. Вон как действует на людей…
После нескольких секунд молчания граф не выдержал:
— И почему же?
— Ну вот, Алексей Александрович! — резюмировал я — Даже в говне не разбираетесь, а в дела бюджета лезете!
Сказал — как срезал. Танеева, что стенографировала наш разговор, бросила на меня влюбленный взгляд, тихо засмеялась. Бобринский же просто завис. И вот что отвечать на такое? Я бы и сам растерялся.