Я Распутин. Книга третья
Шрифт:
Чтобы малость успокоить волнения, забабахал в “Слове” редакционную статью “Чем опасна гвардия для монарха?”, где помянул все дворцовые перевороты, тех же декабристов и прочие кунштюки “парадных войск”. И что истинная гвардия — не та, что “вальсирует на паркете”, а та, что готова в любой момент отразить любого врага. Тоже бомба вышла недурная — я ведь на гвардию навесил убийство Иоанна Антоновича, Петра III и Павла I. Эпизоды малоприятные, и потому их в истории Романовых предпочитали замалчивать. Те, Кому Надо об этом, конечно, знали, но вот открытое упоминание в газете…
Ну и как вывод — потребовал “оградить обожаемого монарха от гвардейского произвола”. Последствия это возымело самые неожиданные:
С десяток терцев и кубанцев привел в Таврический знакомый мне Петр Северцев и бухнул прямо с порога:
— Принимай на службу, Григорий Ефимович! Нет больше мочи служить в Царском.
— Что же так? — я в удивлении откинулся в кресле.
— Поносит государь нас за Алексея. Каждый день — дескать, из наших кто покрал царевича… — вахмистр перекрестился. — Богом клянусь, не мы это.
— Значит, не доверяет, — я побарабанил пальцами по столу. Все складывалась очень удачно!
— Так и есть, — казак повесил голову, сзади загомонили сослуживцы — Как жить теперича не знаем. То ли по домам, то ли…
А у них-то срок не выслужен, вернуться — запозорят в станицах, как это, казак сам на льготу вышел? Положение хуже дезертирского. Значит, им нужно где-то дослужить, а мне — куда-то их пристроить… А почему бы и не в Думу? Охраняли единоличного главу государства. теперь пусть охраняют коллективного.
— Мне в Думе нужна своя, особая думская стража. Драчунов растаскивать, охранять покои. Возьметесь? Жалованием не обижу! Жить пока при мне, в Юсуповском дворце. Там есть помещения, сделаем казармы… Когда все наладится, сделаем постоянные казармы в Таврическом.
Лица казаков просветлели.
— Любо!
— Хотим!
— Бери нас обрат на службу, Григорий Ефимович.
— Не подведем!
— Вот и ладно! — я встал, пожал руку Северцеву. — Головой пока назначаю тебя, Петр. Но ежели похочете казачьим обычаем выбрать на круге другого — так тому и быть.
Это тоже понравилось казакам. Хоть какая-то видимость прежних вольностей. Избрали в итоге все того же Северцева.
*****
Как не хотел я проводить реквизиции, а пришлось. Во-первых, Зимний дворец. Его статус потребовалось прописать в отдельном законе. Теперь там официально располагалось правительство, поднимался флаг страны, исполнялся гимн в случае приема глав иностранных государств. На этом, как ни странно, настоял Столыпин.
— Как к этому отнесется Его императорское величество? — осторожно спросил я, прочитав текст законопроекта.
Столыпин вроде был еще вхож в Царское, у кого же еще спрашивать? Премьер только расстроенно махнул рукой. Как выяснилось, разрыв с помазанником случился не только у меня, но и у Петра Аркадьевича. Николай все ждал, когда Столыпин выступит на его стороне, но сначала декабрьские события, потом “недовосстание” гвардейцев, которых уже успели в обществе окрестить “январистами”, в ходе которого премьер поддержал меня, убедили — помощи не будет. Николай окончательно замкнулся, перестал приглашать в Царское всех, кто имел хоть какие-то отношение к Зимнему или Таврическому дворцу. Царская семья перешла в режим “затворники”. Вот тут поневоле порадуешься, что император не унаследовал характер отца или прадеда. Те бы нас в бараний рог скрутили, не говоря уж о Петре Алексеевиче, этот бы все питерские фонари увешал, а потом бы еще сплясал на поминках в немецкой кабаке…
– Кстати, вот, держи - Столыпин покопался в портфеле, поставил на стол цельный изумруд, в который были вмурованы часы - Поздравляю с именинами!
Я удивился. 7 февраля день ангела у Григориев? Долго благодарил довольного премьера, а сам думал, что надо посетить семью. Как Столыпин ушел, попытался быстро смыться из Таврического, но увы. Однопартийцы, депутаты уже знали об именинах, потянулись вереницей. Задарила подарками, приветственными открытками, иконами. Только к вечеру я смог выбраться к семье в Царское. Тут меня тоже ждали. Дети бросились на руки, жена накрыла на стол. К моему удивлению Параскевья Федоровна озаботилась элитным алкоголем - на столе стояла бутылка Вдовы Клико! И откуда только деньги? Тут я засмеялся вслух. Ясно откуда. Я же и даю.
– Собирайся!
– после застолья, у меня состоялся разговор с Дмитрием - Будешь жить при мне, работать курьером в Думе.
Сын запрыгал от счастья, а на меня уставилось шесть пар вопросительных глаз. Жена с дочками тоже хотели в столицу.
– По вам апосля решу - отмахнулся я - живите пока здеся на всем готовом.
*****
Вторые мои реквизиции коснулись генерал-адмирала. Даже не мои — Зубатова. Тот сдержал свое слово, докатил бочку на царского дядю. И сразу выяснилось, что у Алексея Александровича полно недоброжелателей в Морском комитете — компромат нам начали тоже отгружать бочками. Я тут же переправлял его в “Слово”, которое стало чуть ли не рупором борьбы с аристократией. Общественность встрепенулась, крови потребовали даже октябристы. Видимо, им тоже Александровичи перешли дорогу.
Нельзя сказать, что высшая аристократия вот так взяла и сдалась. Начать с того, что бойкот Николая плохо сказался на работе государственного аппарата. Царь отказывался назначать конституционных судей, членов нового Сената и вообще игнорировал всю нашу деятельность, вставляя палки в колеса, где только можно. Вот кто бы мог себе представить ситуацию, что итальянской забастовкой и саботажем будет заниматься глава государства? Воистину, Россия — страна чудес.
Банкиры тоже отчебучили. По звонкам околокняжеских прихлебателей начали прятать капиталы генерал-адмирала. Что-то мы быстро находили и арестовывали, что-то увы, успешно утекало за границу и терялось во мраке. “Запад нам поможет” — это из другой оперы, а тут деньги, живые деньги! Французский посланник, Морис Бомпар, даже говорить отказался на эту тему — зато долго пытался меня воспитывать насчет восстания “январистов”. Дескать, надо проявить милость, не судить, а отпустить гвардейцев, тем более Дума собирается принять амнистию, вот и повод…
— Господни Бомпар, а как поступили депутаты Генеральных штатов с французским королем и аристократами? — я снял черные очки, вперился взглядом в тощего, больше похожего своими усиками и бородкой на графа Дракулу посла
— Созыв Национального конвента был неизбежен, как и низложение Людовика, — пожал плечами Бомпар — Но подобные аналогии мне не кажутся уместными. Впрочем…
Моя шпилька подействовала, в после взыграли республиканские чувства, дело сдвинулось. Вопрос с судом над гвардейцами был признан нашим внутренним делом — вслед за французами социально близких “сдали” и немцы с англичанами. Европейские газеты, конечно, потоптались по нам — дескать, посмотрите, что у них без царя творится. При этом Николай никуда не делся — сидел в Александровском дворце, строил козни. Но уже так вяло, без огонька. Подействовали намеки на то, что у правительства и Думы много возможностей — не пустить вдовствующую императрицу из Дании, уменьшить цивильный лист и вообще вспомнить про роль царя во время Ходынки или Кровавого воскресенья. Так и передали Николаю через Юсуповых, которые хотели нас примирить, аж из штанов выпрыгивали, — “у каждой ошибки есть имя и фамилия”.