Я разобью твоё сердце
Шрифт:
Оказавшись на лестничной площадке, слышу, как за мной закрывается Герман. Никуда ему не надо. Никуда он не спешит. Тогда что с ним произошло? Я так плохо целуюсь или… Или что?
Глава 16
Герман
— Давай, сучка, — злюсь то ли на себя или то ли на шлюху, которую трахаю битый час и никак не могу кончить.
Уже раздражает. Тупо устал долбится, блядь. Пот со лба капает на подпрыгивающие накаченные сиськи.
Хлюп-хлюп…
Переворачиваю её и хлестаю по заднице, чтобы сжала мышцы, и я смог получить хоть какое-то удовольствие.
Натягиваю волосы, сука стонет, задрав голову, а я звучно и быстро припечатываюсь к ней сзади. Заставляю себя выкинуть из башки всё, что отвлекает и мешает кончить.
— Бляха…Наконец-то, — содрогнувшись, шумно выдыхаю я.
Двигаю бедрами в долгожданном оргазме, «выплевываю» остатки спермы. Стягиваю с члена наполненный презерватив и, перевязав, бросаю на пол.
Откидываюсь на спину, раскинув руки, и дышу как астматик. Часовая долбежка ради нескольких секунд спорного удовольствия.
В мысли опять лезет Лиза. Чёрт, да что за наказанье! Перевернувшись, рычу в простынь и вытираю об неё мокрый лоб. В темноте закрытых глаз всплывает её лицо, милая улыбка, губы, которые робко, но так искренне целуют меня. Это же ненормально?
Пиздец, неужели всё-таки заразился?
Нет. Нет. Нет. Точно нет.
Каждый раз разубеждаю себя, когда меня накрывает подобными мыслями.
Вот на хрена я её посвящал в личную драму? Как так получилось, что я рассказал ей, о чем болит душа? Почему подпустил её слишком близко, чем должен был. Сам не заметил как открылся ей, а она, не теряясь, запрыгнула внутрь и теперь вылазить не хочет. Как зараза, болячка подселилась где-то рядом с сердцем и высасывает с него все соки. Мучает так, что спокойно ни поспать, ни потрахаться не могу.
Это всё не входило в мои планы! Это всё разрушило!
Я должен был трахнуть Лизу раз, два, три, пока не надоест и всё, свободна, девочка. Должен был тачку свою вернуть в конце концов!
А не любоваться её ясными глазами. Не кайфовать от её губ, запаха кожи и нежности, черт её подери! Не улыбаться, когда она улыбается. Не подсаживаться на её чувственные поцелуи, которые с ума сводят.
Не надо меня так ласково целовать! Не надо обнимать меня, как родного! Не надо смотреть на меня так честно и доверчиво, как будто приручил и теперь в ответе! Не надо всего этого! Это попахивает влюбленными замашками, которые мне на хрен не нужны!
Когда тебе нравится целовать и обнимать девушку, купаться в её ласке и нежности просто потому, что это приятно до мурашек — это жирный сигнал, что всё заходит дальше, чем просто физическое влечение.
Даже дикий и грязный проплаченный секс не вставлял меня настолько сильно, как наш последний поцелуй с Лизой. Это было так тепло, сладко, тягуче-трепетно, с чувством, которое запускает приятное волнение в груди. Почувствовав вторжение, моё сердце красным пламенем замигало «Стоп! Стоп! Стоп!». Оно считало опасность и я, испугавшись за последствия, прервал поцелуй и выпроводил девушку. Надо было срочно разобраться в себе, что со мной происходит?
Если это просто физическое влечение, значит, я смогу заменить Лизу любой другой сексуальной девушкой — подумал я и вызвал шлюху, трахнул её, еле кончил, никакого удовольствия не получил, сплошное раздражение и бессилье.
Это какой-то диагноз?
Не-не-не…
Надо выжимать тормоза до искр и жженной вони и останавливаться. Иначе улечу, пропаду, кану!
На хуй я ввязался в эту игру? Кажется, я заигрался… Переиграл самого себя.
Надо завязывать, пока не поздно. Не поздно же? Мне не нужна зависимость. Тем более сердечная. Это уязвимость и слабость. А я терпеть не могу быть слабым.
Мне просто нужно время и другая шлюха — останавливаюсь на таком решении.
Выпроваживаю «ночную бабочку» и иду в душ. Тщательно отмываюсь от следов секса. Ненавижу, когда на мне есть чужой запах. Я брезгливый с рождения.
— Блядь, сказал же без поцелуев, — тру мочалкой губную помаду с груди. — Когда успела присосаться?
У меня есть правило — не целовать шлюху в губы. Она своим ртом миллионы членов отсосала. Пусть отсосет и мой, но выше не лезет. Трахаюсь я исключительно в презервативах. Мало ли, мне зараза не нужна.
Выхожу из душа и беру звонящий телефон. Папа.
Не хочу отвечать, настроение итак погашенное. Но поджав губы, все таки мажу пальцем по зеленому:
— Да, — говорю низко и мрачно.
— Почему не приехал? — недовольно басит отец.
— Занят.
— Гера… Я же тебя вежливо попросил. У нас с Дариной для тебя была важная новость. Мы тебя ждали.
Да похуй мне на твою новую пассию. В глаза бы не видел. У нас с отцом всегда были напряженные отношения из-за сложных упрямых характеров. А после того, как он бросил маму, так вообще стали очень холодными. По крайней мере, с моей стороны.
— Завтра подъедешь?
— Нет. Я к матери поеду, — отвечаю то, что его точно заденет. — Ты давно у неё был?
Молчание. Ну, конечно. Зачем ему больная, тронутая умом от потери сына женщина, если есть здоровая, молодая, беззаботная Дарина? Злостно бью кулаком в подушку.
— У тебя скоро появится брат, — сухо информирует отец. — Дарина беременна.
Новость порет пикой сердце. Больно? Да. Но даже к боли привыкаешь. Огрызаюсь, оскалившись.
— Очень раз за вас.
— Я намерен жениться. Приглашение на свадьбу получишь в обязательном порядке, и попробуй только не явится.
Угрозы, одни блядь угрозы! Всё моё детство, юность, даже сейчас! А я всегда делал наперекор и получал люлей. На зло. И снова и снова. Варился в этом адовом кругу. Не знаю, любил ли когда-нибудь меня отец, но общение мы продолжаем только по его инициативе.