Я рискну

Тессье Шантель

Я не хочу, чтобы на ней была хоть какая-то часть Брайана. Хотя я бы с удовольствием раскрасил ее тело в красный цвет.

Мы заходим в ванную, и она оглядывается по сторонам, пока я включаю душ. Я снимаю рубашку, а затем скидываю теннисные туфли. Я снимаю джинсы и боксеры, когда она подходит ко мне. Я замираю, когда она кладет свои руки на мою обнаженную грудь.

Мое сердце начинает колотиться от нежности ее прикосновений. Никто никогда не прикасался ко мне так, как она. Как будто это что-то значит. Как будто она может спасти меня от самого себя. Я всегда был парнем, который входил и выходил. Девушки, которых я приводил домой, не оставались на ночь, а женщины постарше, с которыми я трахался, уходили из дома, как только я заканчивал. Но я не могу отпустить ее. Я поднимаю руку и заправляя ее волосы за ухо, обнажая все пирсинги. Я провожу по ним большим пальцем.

Она глубоко вздыхает.

— Я не хочу драк.

Ее слова удивляют меня.

— Я тоже не хочу. — говорю я и сам удивляюсь тому, что это правда. Я люблю драки. Неважно, физические они или ментальные. Я люблю поиздеваться над кем-нибудь.

— Мы можем просто забыть о том, что произошло? — спрашивает она, нервно покусывая нижнюю губу.

Я не могу просто забыть о том, что Брайан подговорил своего друга трахнуть ее. Что, если кто-то другой сделает это? Что, если кто-то другой попытается забрать то, что принадлежит мне? Или еще хуже? Принудит ее? Я знаю, что я больной ублюдок. Я знаю, что предпочитаю драку, а не разговоры, но в этом городе есть такие же, как я. Некоторые старше, а некоторые моложе.

— Да, — говорю я ей, потому что не хочу, чтобы она беспокоилась. Я буду продолжать защищать ее, чего бы мне это ни стоило. Потому что я единственный, кто может погубить Остин Лоус.

Точно.

Она отстраняется от меня и идет раздеваться. Я поворачиваюсь и захожу в душ, она следует за мной. Я стою под струей, а она смотрит, как кровь стекает в слив.

Я хватаю ее за руку и притягиваю к себе.

— Не думай об этом, — говорю я ей.

Она обнимает меня за шею.

— Тогда отвлеки меня от этого.

Я захватываю ее губы своими и кружу нас, чтобы она уперлась спиной в стену.

Она задыхается от холода, и я углубляю поцелуй.

Моя правая рука ложится на ее бедро, я сжимаю его в своей руке, поднимая вверх и оборачивая вокруг своего бедра. Она отрывается от моих губ и закидывает голову назад. Ее глаза закрыты, а влажные губы приоткрыты. Я беру свой твердый член в руки и ввожу его в нее, не теряя ни секунды, и она хнычет. Черт, как же мне нравится слышать этот звук, когда я внутри нее.

Она уже мокрая для меня. Так же, как я тверд для нее.

Она открывает отяжелевшие веки и стонет, когда я начинаю двигаться в ней и выходить из нее. Медленно дразня.

Я хватаю ее за другую ногу, отрываю ее от пола душевой кабины и сильнее вжимаю ее в стену. Она все сильнее прижимается ко мне.

— Коул, — произносит она, и я ускоряю темп. — О, Боже! Коул…

Я опускаю голову и снова захватываю ее губы своими, зная, что она моя. Я могу обладать ею. Как захочу, и когда захочу.

_________________________________

Я открываю глаза и вижу, что рядом со мной спит Остин. Солнце светит через единственное окно, и я переворачиваюсь, поднимая с пола телефон, чтобы проверить время. На нем четверть девятого.

Ложась обратно, я провожу рукой по лицу. Мы не выспались. Мы вернулись с клуба только после двух часов ночи, а потом почти час провели в душе. А потом еще два бодрствовали в постели.

Как всегда, я не мог насытиться. Она, похоже, тоже не могла, и я не жаловался.

— Ты в порядке?

Я смотрю налево и наблюдаю, как на меня смотрят темно-зеленые глаза. Я улыбаюсь ей, откидывая волосы с лица. Я отбрасываю одеяло и хватаю ее за руку, подтягивая ее к себе.

— Теперь да.

Она откидывает голову назад, смеясь, и я удивлен этим. Я никогда не слышал, чтобы она так смеялась. Я видел только ее гнев. Или грусть. Но я никогда не видел, как она смеялась или улыбалась. Я должен заставлять ее делать это чаще.

Она лежит на мне, обнаженная и прекрасная. Ее темные волосы рассыпались по плечам и лежат на моей груди. Они окончательно высохли после душа, который мы принимали несколько часов назад, а алкоголь, который она выпила, похоже, выветрился.

Ее глаза изучают мою грудь, а ее пальцы касаются моего шрама. Она никогда раньше не спрашивала об этом.

— Что случилось?

— Сломал ключицу.

Она наклоняет голову в сторону.

— Как?

Мои глаза смотрят в ее, пока она смотрит на шрам.

— Авария. Ремень безопасности отстегнулся, и я сломал ее при ударе.

Ее рука замирает на шраме, и ее глаза встречаются с моими. Она смотрит на меня так пристально, что мой пульс учащается.

— Ты солгал.

Мои глаза сужаются от обвинения в ее голосе.

— Прости, что?

— Ты солгал, — повторила она.

— О чем? — возразил я.

— Ты не был за рулем.

Я напрягаюсь от ее слов. Она смотрит мне в глаза и тяжело вздыхает, ее дыхание смахивает волосы с моей груди.

— Кого ты прикрывал?

— Хватит!

— Нет, Коул. Почему ты солгал? — требует она. Я хватаю ее за бедра, впиваясь кончиками пальцев в ее кожу, и отпихиваю ее от себя. Я встаю, провожу рукой по волосам и иду в сторону ванной.

— Ты не мог вести машину — шепчет она. — Это твое правое плечо. Не левое. Ты солгал…

Я закрываю глаза. Ей хватило двух секунд, чтобы понять то, что никто другой так и не понял. Я был в перевязи несколько месяцев. Правая рука была перевязана. Не левая. Никто никогда не задавался этим вопросом.

— Зачем тебе врать, Коул?

— Не надо, Остин.

— Нет! — кричит она. — Блядь, скажи мне, зачем тебе врать о чем-то таком, — требует она. — Люди думают, что ты убил трех своих друзей.

— Я, блядь, знаю, что они думают! — кричу я, поворачиваясь к ней лицом. — Кто, черт возьми… Кто, по-твоему, сказал им это? — я огрызаюсь.