Я - РОСС!
Шрифт:
За стеной, глядя на разгорающееся пожарище, заревели сотнями глоток. Наши, вторя им, заревели в ответ, ну а дальше закрутилось уже совсем непонятное.
Вокруг гремело и хлопало, свистели стрелы, кричали люди и лязгало железо. Я заскочил в крайнюю башню — ту из которой недавно наблюдал, и практически подхватил из рук раненого бойца длинный лук. Стрелок из меня ещё тот, думал позабыл всё, но, как оказалось, руки помнят, и добив остатки колчана, я всё же кого-то подстрелил.
Но даже несмотря на мой личный вклад, чухонцы добежали до стены, установили лестницы и уверенно полезли наверх. В них кидали камни, скатывали заранее приготовленные бревна, обливали смолой и кипятком. Они же, пока лезли, отвечать не могли, но добравшись до верха, с ходу кидались в бой.
Отбросив ставший ненужным лук, я подхватил катану, снял со спины круглый щит, и
Даже не так, к ДРАКЕ! Наверное, каждый мальчишка знает что страшно бывает только первые пару секунд, ровно до того момента пока не прилетит кулак, а в данном случае что-нибудь острое от противника. Вот и я, пока примеривался с какого конца заходить на стену, не понятно откуда на меня свалился чубатый чухонец. Грязный, здоровый что боров, он с ходу двинул мне в рыло, и доставая из-за пояса короткий меч-свинорез, мерзко ухмыльнулся. Естественно, ждать когда мне чего-нибудь отчекрыжат, я не стал, и воспользовавшись катаной — снёс ему его чубатую башку. Ну а дальше уже как-то само собой поехало, я рубил — меня рубили, я колол — меня кололи, я бил — меня били. Привыкший к одиночным схваткам с нежитью, я совершенно не отдавал себе отчёта о происходящем вокруг. Заканчивался один противник, тут же появлялся другой, за ним третий и так далее. Размахивая катаной направо и налево, я если и видел чего, то только на расстоянии нескольких метров. А в это время чухонцы уже всей своей толпой подобрались к стенам, и кто по лестницам, кто по веревкам, лезли наверх, на наши оборонительные позиции. Лучники их уже не стреляли, катапульты тоже заткнулись, и когда мне всё же удалось осмотреться, оптимизма мне это не прибавило.
Перескакивая через усыпанный телами проход, я держал сразу несколько метров стены, а рядом, по обе стороны от меня, рубились приведённые из города «голодранцы». Тощие, в смешно подогнанных доспехах, по сравнению с окормленными чухонцами, они проигрывали им во всём, кроме ярости. Когда удавалось, и я мог их видеть, видеть с каким остервенением бьются эти люди, меня невольно охватывала гордость. Гордость за них, за себя, за методично снимающего головы Ивана, и даже за тех баб с вилами, что зажали в углу очередного «прорвавшегося» противника. Не знаю как у них тут с самоопределением, но я всеми подкорками ощущал, что в унисон с нашими сердцами, бьётся самый настоящий русский дух. Дух ярости, неистовства и торжества справедливости. Да, меня могли убить как обычного ратника, но в этот момент я был счастлив. Счастлив тем что оказался среди этих людей, пусть и называющих себя по-другому. Ну а впрочем — рус, росс — какая разница? Главное не в том, как ты зовешь себя, главное что ты чувствуешь. И чувствовали мы сейчас одно и то же. К нам пришли с мечом — от меча и погибнут. В этом весь смысл. — Делай добро, насаждай справедливость.
Но сейчас я понимал, ни о какой справедливости не может быть и речи. Трясутся от натуги лестницы, трещат веревки, и повсюду лезут чухонцы. — Они на стенах, они внизу, они в башнях, они в самой крепости. Горстки оставшихся защитников ещё бьются, но жить им остаётся считанные минуты. И нет, я не мстительный, но глядя как падает пронзённый мечом врага русский воин, я запрыгнул на кучу порубленных тел, и не прячась, во весь голос, как мог, поклялся перед небом, что придёт время, и я отомщу, отомщу всем тем, кто пришёл в мой дом, в мою крепость. Кто убивает моих людей и меня самого. И нет, я не хотел никого напугать или впечатлить, — выкрикивая слова своей клятвы, я действовал по велению сердца, и того самого русского духа, воспрянувшего в моей душе после векового сна.
Я ещё не закончил, как вокруг потемнело, а с неба посыпался серый пепел. Клятва была принята.
А дальше произошло совсем уж невероятное. — Шум боя резко стих, и наступила «звенящая» тишина. Секунда, другая… И вот уже поднимается первый из мёртвых. А за ним ещё и ещё.
Всё закончилось быстро. Уйти успели лишь те кто был снаружи и на стенах. Участь остальных была страшной. Возмездие не заставило себя ждать, и прежде чем умереть вновь, наши мёртвые собрали богатую жатву.
Вопрос — что это было? Я видел в каждом обращенном на меня взгляде. Откуда-то вылез Иван, весь в крови, с торчащим из плеча обломком стрелы и разрубленной щекой. Он ничего не сказал, но повернулся к идолу Перуна, и поклонился до самой земли. Следуя его примеру, к идолу стали подтягиваться остальные выжившие. Поначалу мне казалось что их было совсем немного, но постепенно площадь полностью заполнилась людьми. Справедливости
Сколько продолжалось это безмолвное стояние, я не знал. В воздухе, вокруг нас и внутри нас, натянутой струной гудела боль. Мне казалось что она вот-вот порвётся, и всё пройдёт. Но струна не рвалась, и боль не отступала.
Вывел меня из этого состояния Захар. Молча подошёл сзади, и сказал что-то неразборчивое. Я обернулся, но он уже уходил, давая понять чтобы я шёл следом. Двинувшись за ним, я напрягся. Люди, мимо которых я проходил, вставали на колени и что-то беззвучно шептали. Мы подошли ко входу в столовую, и через неё поднялись наверх. Там, в коридоре, всё было завалено телами чухонцев. От самой лестницы, и до «сколько хватало глаз». Осторожно выискивая куда бы поставить ногу, я кое-как преодолел расстояние до дедовской «камеры» и заглянул в дверь. В самом углу, навалившись на огромный двуручный меч, стоял дед. То что он мертв, и трупы вокруг, его рук дело, я понял сразу, как только взглянул на него. Этот жуткий пьяница, когда настал момент, дорого продал свою жизнь, еще живым сыграв по себе тризну.
И вроде бы никто он мне — да что там говорить, ещё недавно я надеялся что он напьётся до смерти. Но сейчас, мне на самом деле было больно. Может, эмоции Максима полезли наружу, может, момент такой, но мне казалось что этот могучий старик, на самом деле мой предок, и сейчас я хотел быть похожим на него.
Подошел Захар, и мы вдвоем, уперевшись, кое-как уложили старого боярина на лавку. Без доспехов, растрёпанный, в разорванной одежде и с многочисленными ранениями, он никак не вязался с той кучей трупов что валялись по всему коридору. А меч? Откуда он взял такой меч? Чухонцы ходят с короткими, удобными в тесном пространстве клинками. А тут двурук. И рукоять богато отделанная: В навершии огромный красный камень, а вдоль гарды отлитые золотом буквы. Это точно не чухонское оружие. Будь здесь кто-то из немцев, или бритов, можно было ещё поверить, но их здесь не было. Значит ещё один тайник в стене?
От размышлений меня отвлёк шум за дверью. Там стоял мальчишка, и насторожено смотрел на нас.
— Чего тебе? — обернувшись, спросил Захар. Но мальчишка только покивал часто-часто, и смешно задирая ноги, побежал к лестнице. Наверное заблудился.
А к вечеру подошла подмога. Две сотни лучников и сотня пеших ратников, при поддержке аж двух магов, практически гарантировали бесплодность дальнейших попыток штурма. Что ж, лучше поздно чем никогда.
Глядя как они «затекают» в то, что осталось от ворот, я подходить не стал, решив присмотреться. Но им и не требовались дополнительные указания, все прекрасно знали что делать. Лучники сразу поднялись на стены, пехота занялась разгребанием трупов, а маги — как я узнал позже, это были два брата, Кирилл и Аркадий, из младшей ветви бояр Стояновых, двинулись на обход территории.
Оба невысокие, метр шестьдесят пять примерно, не близнецы, но очень похожие друг на друга. Светловолосые, толстогубые и курносые, они постоянно щурились, и тихонько переговаривались меж собой.
Я же занимался ранеными. Их было много, и у меня очень быстро закончились остатки энергии из последнего камня. Я на ходу «лепил» кровоостанавливающее и заживляющее, и тут же пускал их в дело. Если человеку можно было помочь, его переносили под стену, если смертник — тот, в ком я не видел шанса, оставляли на месте, сдвигая так чтобы не мешал проходу. Чухонцев же просто добивали. Не важно, легкораненный, или не очень. Всех пускали под нож.
Ивану стрелу я вырезал, зашла глубоко, но особо не зацепилась. Поэтому он почти и не дёрнулся. Сморщился только, и негромко выругался. Зелья на него, я, конечно, не пожалел. Где можно полил, а где и присыпал. Все манипуляции делал на совесть, и уже через несколько минут мой денщик удивлённо осматривал себя, и недоверчиво трогал на глазах заживающие раны. Да я и сам удивился. Обычно зелье работает не так быстро, и не настолько эффективно. При таком ранении, да ещё после удаления обломка, максимум что должно было произойти — остановка кровотечения, и лёгкое обезболивание. И лишь потом уже, после многократного применения, рана заживала. Быстрее чем обычно, но не на глазах, как сейчас.