Я – Руна
Шрифт:
– Простой? Конечно есть, – нагло заявил Уголёк с обескураживающей невинностью в голосе. – Можно было пройти сюда по трём разным улицам, вопрос лишь в том, какой именно смертью ты хотела бы умереть.
– То есть карабкаться по крышам тебе кажется безопаснее?
– Ты видела местную стражу?
– Ладно, поняла, вопрос закрыт, – понимающе кивнула девушка, озираясь по сторонам и пока не рискуя слезать с широкого подоконника. После улицы, глаза никак не могли привыкнуть к абсолютной темноте, царящей в башне. – Где здесь включается свет?
Красные глаза Уголька неожиданно исчезли, оставив
Перед девушкой раскинулся аскетичный, заброшенный восьмиугольный зал, изначально задуманный как столовая, судя по длинному обеденному столу и множеству стульев по обе стороны. Высокий нервюрный свод утопал в темноте и, судя по неясному копошению, его облюбовали для себя летучие мыши. И всё же, несмотря на запустение и сомнительное соседство, Руну охватил настоящий восторг. Чёрт возьми, она будет жить в самом настоящем дворце! Ну, с некоторыми оговорками, но это уже мелочи. Женька удавилась бы от зависти, узнай о подобном! Вот только, увидится ли она с ней ещё когда-то? Да и родители… Пусть они перегнули палку со своим идиотским всепоглощающим контролем, но всё же они остаются её мамой и папой.
– Чего застыла? Это ещё не всё, – напомнил о себе Уголёк, пролетев дальше и пройдя сквозь стену.
Тихонько, даже с некоторой боязливостью преодолев столовую, Руна потянула на себя массивную дверь с изящным кованым узором. Вниз и вверх простиралась широкая лестница с частично разрушенными порожками. Привлечённая горящими свечами, девушка спустилась в галерею. Оранжевое пламя свечей обозначило величественные колонны, множество картин в массивных золочёных рамах на стенах и всевозможные сундучки от средних до совсем миниатюрных габаритов.
– Неплохо для заброшенной постройки, пережившей несколько восстаний, – усмехнулась девушка, проведя пальцами по золочёной раме, покрытой толстым слоем пыли.
– Это личная коллекция Руны, – пояснил Уголёк, до этого круживший на верхнем этаже. В голосе неожиданно послышалась гордость, словно всё это было отчасти и его личным достижением. Или, может, он относится к воровке не так и плохо, как хочет показать?
– То есть это всё… награбленное?
– Ну не купленное же! Обычно она работает по заказу Равена или же ворует, чтобы перепродать и получить деньги, но иногда ей попадаются, как она выражается, «говорящие вещи» и она оставляет их себе, несмотря на то, что могла бы выручить за них очень даже приличные суммы. Этим она любит объяснять свою нелюбовь к людям. «Некоторые вещи, – часто говорила она, – могут рассказать о себе больше интересных историй, чем любой человек, пусть даже он будет самим королём. Такие люди знают себе цену и их легко купить, а некоторые вещи никогда не будут никому принадлежать. Они бесценны и в этом их превосходство».
– Классно сказано, ещё бы картинку красивую к этому подобрать, и цитата разошлась бы по всем пабликам, – мечтательно вздохнула Руна, наугад распахнув один из сундуков. – Ну-ка, просвети меня, мудрейших из мудрейших, в чём ценность, например, вот этих колец?
– Это – Круги Бренности, – охотно пустился в объяснения Уголёк, закружив вокруг лежащих на бархатной подушечке колец. – Настоящее золото, на каждом цветок из драгоценных камней, все ручной работы.
– И что же в них говорящего?
– Кольца были заказаны графиней Альвинг для её пяти дочерей в качестве приданного.
– И?
– Взгляни на кольца ближе и попробуй догадаться.
Наугад выбрав одно, с ажурным гранатовым цветком, девушка честно попыталась найти в нём хоть какой-то намёк на необычность. Руна крутила его и так и сяк, пока не провела пальцем по внутренней стороне кольца.
– «Герцог Ирвин подавился костью во время праздничного ужина», – с запинкой прочитала она, с трудом разбирая тонкую вязь букв. – Что это значит?
– Все пять дочерей прожили в браке меньше года и всю оставшуюся жизнь провели вдовами. Каждая из сестёр выгравировала на кольце памятную надпись-предупреждение.
Отложив «гранатовый цветок» в сторону, Руна достала кольцо с изумрудами. «Граф Майер упал с лошади во время конной прогулки». Рубиновый цветок: «Сэр Остер умер во время ужина из-за внезапной остановки сердца».
– И здесь всё такого типа? Все вещи хранят память о чей-то смерти? – скривилась Руна, поспешно захлопнув крышку сундучка.
– Не обязательно. Хотя, если задуматься, все старые вещи хранят память о чьей-то смерти, иначе большинство из них до сих пор было бы у своих владельцев, – заспорил Уголёк, штопором взвившись ввысь. – Но есть и другие. К примеру, эти картины. Их художник ещё жив. Кажется.
– Сюрреализм? – наугад спросила девушка, запрокинув голову вверх. Картин она насчитала сходу штук пять, в остальном же здесь по большей части висели пустые рамы, видно, как мотивация для будущих свершений.
– Серия этих картин получила название «Шёпот голосов Аркура». Не поверишь, до этого он рисовал пейзажи и натюрморты, пока его интересы не пересеклись с Графом.
– Граф… Я уже слышала о нём. Похоже, все дороги ведут к нему. Это что, глава Города?
– Я бы сказал «тиран Города». О чём я?.. Ах да, Винсент Аркур несколько лет назад перешёл дорожку Графу. Кажется, они не поделили девушку и художника мгновенно услали в лечебницу.
– То есть в психушку?
– Лечебница Святой Марии – это если официально, а по сути место, куда свозят всех неугодных власти, но кого просто так грохнуть не получится. Там, говорят, совершенно здорового человека за месяц-другой способны превратить в натурального психа, что и случилось с Аркуром. Он двинулся башкой, зато картины малевать не бросил, да так горячо взялся, что стал в разы популярнее прежнего. Заказы поступали прямо туда, в дурдом.
– Какие-то они… стрёмные, – поморщилась Руна, тем не менее не отводя взгляд от полотен.
Оплетённые терниями механизмы, выступающие из человеческого черепа, полуобнажённая девушка с головой кошки и оскаленной пастью, женское лицо, осыпающееся, как старая штукатурка – у этих работ был свой уникальный стиль, завораживающий и одновременно отталкивающий. Но что по-настоящему зацепило девушку, так это глаза во всех работах: тоскливые, горящие изнутри каким-то фанатичным блеском, они словно были живыми и зорко наблюдали за ней.