Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка
Шрифт:
В Брайтоне она высадила Рейкса у дома Бернерса, сама же поехала ждать к морю.
Бернерс ждал Рейкса с полным отчетом об испытаниях вертолета и подробностями о французской стороне дела. Оказалось, нужны две сети: одна поднимается вверх, отцепляется, а другую тем временем сбрасывают на корабль. Золото с палубы и самого Рейкса можно без труда поднять за сорок минут. Пусть на предварительный разговор с капитаном уйдет полчаса. Пусть на то, чтобы доставить слитки на палубу, еще полчаса. В общем, операция займет час сорок.
— Мы наверняка уложимся
— Считаю, что времени у меня в обрез. Переправить золото из спецкаюты в лифт — это просто. А вот перенести его по правому борту на бак — уже сложно. Но ста минут хватит. Может, уложимся и быстрее. Надеюсь на это. Как дела во Франции?
— После посадки обо всем позаботится Бенсон. Мы с вами разойдемся, и точка. Он нашел на Брестском полуострове местечко под названием Шато-Мириа. Это невдалеке от города Лоудак.
— Сколько оттуда до того места, где окажется корабль между полуночью и часом?
— По вашим подсчетам он пройдет в десяти — пятнадцати милях к северо-востоку от острова Эндерни в Ла-Манше. Получается двести пятьдесят миль в оба конца. Но вертолет будет висеть над кораблем сорок минут — значит, придется заправиться до отказа. На выходные снова съезжу во Францию, и мы полетаем для пробы, все перепроверим. У Манделя неплохая организация, да и Бенсон даром времени не теряет. — Бернерс и не пытался скрыть своего восхищения. — Надо сказать, когда работаешь с такими деньгами, какие есть у них, все идет очень гладко.
— Если вы снова захотите работать с ними, сообщите мне, — ответил Рейкс.
Бернерс потер ладонью лысину:
— Ну, если бы у меня кончались деньги, я бы не отказался. Давайте начистоту: эти люди ни в чем не стесняют нас и не скупятся. На их месте я не дал бы нам семидесяти пяти процентов. При таком барыше хватило бы и тридцати.
— Мне бы хватило перерезать им глотки, если бы в этом был какой-нибудь смысл.
— Да, но раз мы не можем себе такого позволить, так почему не выжать из операции все и остаться довольными?
— Кто полетит с вами?
— Пока я видел только летчика. Третий появится за день до операции. — Бернерс встал и подошел к окну. Быстро спускались сумерки, море казалось стальным под низкими тучами. Стоя спиной к Рейксу, он сказал:
— Я никогда не предлагал и вы никогда не просили меня быть на корабле вместо вас, но знайте, что я сделаю это, если понадобится, не задумываясь. Думаете, не справлюсь?
— Уверен, что справитесь. Но впереди всегда стоял я. А почему вы спрашиваете?
Бернерс повернулся лицом к Рейксу:
— Друг с другом мы можем быть откровеннее, чем с кем бы то ни было. Корабль — самое главное и самое опасное место. Ведь даже лучший план в мире может сорваться. Я помню, давным-давно мы решили не говорить об этом, — вздохнул он, — но давайте хоть на миг предположим провал. Что вы тогда сделаете?
— Если операция сорвется?
— Да.
— Если меня припрут к стенке… тогда все, мне конец. Вы же сами знаете, что я сделаю. Об этом я говорил всегда.
— Может случиться и так, что мы уйдем с золотом, но без вас… Вот почему я завел этот разговор. У меня может оказаться ваша доля, а ведь я ничего не знаю о вас. Кому бы вы хотели ее передать? Я мог бы об этом позаботиться…
— Спасибо, но у меня никого нет.
— Простите, я только пытаюсь предусмотреть все. Не очень приятно, конечно, но раз…
Рейкс улыбнулся, ему вдруг захотелось поблагодарить Бернерса. Может, он и жаден, но, боже мой, разве в этом дело? Долгие годы они работали вместе, эти годы сблизили их, связали их отношения так, что те во многом стали сильнее дружбы.
Он сказал:
— Просто прилетайте на вертолете, пускайте, когда нужно, свою ракету, да и все. Ставки сейчас выше, чем раньше, но остальное — как всегда. Мы вновь будем двигать людей, словно это пешки. Вы, я и совсем небольшая помощь сверху. Никто уже не сможет рассказать нам ничего нового о людях.
…Ту ночь он провел в спальне Белль, а через три дня уехал в Девон. А еще через день Белль поняла, что беременна уже почти два месяца.
Она сидела на кухне и смотрела на нетронутую чашку кофе, стоявшую на столе. Кофе покрылся грязной серовато-коричневой пленкой. Белль стряхнула в чашку пепел с сигареты. Пенка медленно свернулась под его тяжестью, исчезла, закрылась, как зонтик.
«Старая добрая Белль, — думала она. — Вечно с тобой что-нибудь да случится, причем такое, от чего совсем не хочется петь и плясать». Она думала, что переволновалась из-за всей этой кутерьмы, вот месячные и задержались, но доктор был категоричен. У нее будет ребенок. Его ребенок. Не удивительно, если вспомнить, как бурно он иногда проводил с нею ночи. Любой женщине этого хватило бы за глаза. Но что же ей-то делать? Сказать ему? В конце концов, а вдруг он захочет ребенка, может, даже… Нет, он никогда не женится на ней из-за этого. Они так не договаривались. Он ее по-своему любит, она уверена, но совсем не так, как она его. У нее есть деньги, он не запретит ей рожать, если она захочет. Но хочешь ли ты, Белль?
Она закурила новую сигарету и попыталась представить себя матерью — вот она, незамужняя, возится с ребенком… да, это будет ей в новинку. Хотя почему бы и нет? Когда начнешь думать об этом, когда поймешь, кто живет внутри тебя, тогда и утешишься. Ребенок. Его ребенок. Даже если она потеряет Рейкса, его кусочек останется с ней навсегда. А Рейкса она потеряет. Уж это точно. Сейчас он с ней только потому, что другого выхода нет. Но кончится это дело с кораблем, и он исчезнет. Наверно, немало женщин теряют возлюбленных и в утешение остаются с их детьми. Хочет ли она этого? Хочет ли ребенка, который всегда будет напоминать о нем? Когда он уйдет, лучше, пожалуй, сжечь все мосты. Склони голову, Белль, и постарайся его забыть. Освободи от него и сердце и мысли и завали их первым попавшимся хламом.